Virtuality
Шрифт:
Настоящее.
Я молчу.
Моя девушка, она говорит:
— Почему молчишь? Нечего сказать?
Я не хочу её слышать. Сейчас именно такой момент, когда я её ненавижу.
— Что, Игорь, — спрашивает она, — тебе не нравится, когда тебе лезут в душу?
Есть один факт. Люди не любят личных вопросов.
Я не люблю.
Вы не любите.
Когда людям задают какой-нибудь каверзный вопрос, они чувствуют себя не в своей тарелке.
Но если вам удалось добиться от кого-либо ответа на личный вопрос, считайте, что этот человек ваш.
Ну, чисто гипотетически.
Моя девушка спрашивает:
— Ты мне можешь внятно объяснить, для чего ты вёл свой блог? Для чего ты убил на него столько времени? Почему ты заходил в него снова и снова?
Когда люди много времени проводят вместе, они становятся друг на друга похожими.
Этим я объясняю своё непреодолимое желание выпить.
Беру со стола бутылку «Бейлиса» и отпиваю. Щедро.
Флешбэк.
Я уже достаточно возбудил виртуальную общественность.
Если, конечно, её можно так назвать.
Мне очень нравится играть с людьми. Вызывать эмоции. Прямо. Откровенно. Ничего не боясь. Наплевав на принципы морали и нравственности.
Я люблю задавать традиционные вопросы о нетрадиционности половой ориентации.
Ещё больше я люблю, когда люди задают такие вопросы мне.
Нет, не потому, что я люблю на них отвечать.
А потому, что эти вопросы спровоцировал я.
Да, мне нравится, когда люди идут у меня на поводу. Делают так, как я планирую.
Текст, он штука забавная. Можно просто написать, а можно заложить в него какой-то спорный момент. Нет сомнений в том, что большинство обязательно отреагирует.
Например, вы затрагиваете тему испускания газов.
Вы ещё считаете, что секс — это интимная тема?
Вы скажете людям, что если кто-то испустит газы в лифте, то никто не станет об этом говорить. Все будут стоять молча. Внюхиваться.
И ничего об этом не скажут, пока кто-то не скажет первым. Кто-то, кто не боится стать первым. Кто-то, на кого всегда можно положиться.
Маленькая революция.
Всем нам нужен кто-то, на кого можно положиться. Возложить на него ответственность, которую мы не можем взять на себя.
Когда кто-то скажет, что в лифте насрано, он возьмёт на себя ответственность. Даже если ему не скажут, что газанул тот, кто громче всех кричал, всё равно об этом все подумают. Все подумают, что это сделал он. А тот, кто пустил шептуна, ни за что в этом не признается.
Если в лифте больше двоих человек, то один из них так и останется неизвестным преступником.
Или, например,
Заметьте, что как только вы это скажете, все начнут внюхиваться.
Даже когда мы предполагаем, что правда ужасна, мы всё равно стремимся её узнать.
Мы — правдомазохисты.
А теперь попробуйте запомнить эту тему. И незатейливо ввернуть в каком-нибудь разговоре. Например, во время семейного обеда.
Или во время романтического ужина при свечах.
А потом посмотрите на реакцию. Любая откровенная тема вызывает в людях внутренний протест, но они сделают всё для того, чтобы это скрыть. Потому что такие темы — это и есть мы сами. Но при этом мы всегда сошлёмся, что в данной обстановке эта тема неуместна.
Все мы испускали газы в общественных местах.
Маленькая революция.
Следующий этап — возмущение. У всех он протекает по-разному. Но большинство реагирует агрессивно. Люди не любят, когда им лезут в душу.
Реакция людей на какие-либо темы — это глобальный источник информации. О самих людях. Если узнаешь, как они реагируют на личные вопросы, то узнаешь их характер. Реакция на интимное — самая искренняя реакция, так как она затрагивает самую глубину души. Или ещё чего-то там.
Додумайте сами.
Настоящее время.
— Ну? Ты когда-нибудь созреешь?
Кажется, она залезла мне в душу.
И я делаю ещё пару больших глотков.
Глава 2.3
Слышу гудки. Трубку не брали долго, почти минуту. И вот, долгожданный сонный голос:
— Слушаю.
Здесь и сейчас.
Вы слышите?
Даже не знаю, как ему сказать, что я по нему соскучилась.
Точно, соскучилась.
— Эм-м-м… — мычу я в трубку.
— Алло? Кто это? — спрашивает Крылов.
— Это я, Вика.
— Вика? — он делает небольшую паузу. — А-а-а, Потапова? — удивлённо протягивает доктор.
— Она самая.
— Чем обязан в столь поздний час? — в его голосе слышатся нотки радости.
А я ведь даже не знаю, чем он мне обязан.
— Мне просто одиноко, доктор. Очень одиноко.
— Понимаю, это нередко бывает. Если честно, мне тоже, — значит, я не одна такая, думается мне в этот момент, — вы что-нибудь вспомнили? — спрашивает Крылов.
— Да, кое-что вспомнила и кое-что выяснила. Завтра расскажу.
— И многое вы вспомнили?
— Нет, не сказала бы, что так уж много. Но это кое-что проясняет, особенно некоторые мои реакции на людей. В том числе и на то, когда меня называют «Милочка».