Вирус войны
Шрифт:
В голове сразу как-то пусто стало. Надо было что-то сказать. Поддержать. Но слова не шли. Оседали в горле комком. Зато Сережка подсел к матери и обнял. Махнул рукой, показывая, что можно идти. Да, в семейное горе лучше не лезть. Заставив его пообещать, что обязательно позвонит, если что-то понадобится, они с Креоном ушли.
На улице светило солнце. Дул теплый, весенний ветер, гоняя по небу мелкие облачка. Воздух дышал обещанием лета.
— Наверное, эту весну я никогда не забуду… И хотела бы, но не выйдет.
Совершенно не верилось, что
— Мне жаль. Я могу попросить наших гиатросов взглянуть на его историю болезни, но, боюсь, результата может не быть. Возраст. И… условия на Земле не слишком… благополучные.
Она только усмехнулась. Вот уж точно. Неблагополучные.
— Пусть посмотрят, если это возможно. Не выйдет… ладно. А если вдруг… Пусть будет маленькое чудо.
Свой лимит чудес Ольга, кажется, исчерпала. Но… может быть, у других он еще остался? Хотелось верить во что-то хорошее. А еще… К маме надо съездить. Летом в деревне хорошо. Свежий воздух. Овощи и ягоды прямо с огорода. Лес. Да, комары и работать надо, но… После городской суеты и нервов на работе, деревня ей казалась раем. Тихим, размеренным и спокойным.
На работу теперь вообще неизвестно когда и как. Да и… не хотелось. Не то, чтобы она вдруг обленилась или разлюбила свои цифры. Отчеты. Скандалы. Проверки. Просто… устала. Как-то вдруг. Резко. Стало ясно, что силы у нее ограничены, и что восстановиться будет непросто. И…
— Я разговаривал с Икаром.
Все мысли из головы сразу же выветрились. Ольга уже знала, что крейсер обеспечивает Креону связь с братом, и что тот очень заинтересован в Саше.
— И что?
— Он… вылетает к Этре. Предупредил, что связи с ним ближайшее время не будет.
— Ему одобрили наступление?
В горле пересохло. А сердце вдруг кольнуло. И холодно стало. Хотя солнце все еще светит. А ветер теплый.
— Нет. Но… В общем, у него есть план. Довольно рискованный и… дерзкий. Раньше он на такое никогда бы не решился. Раньше… только Талия на такое была способна. А теперь… С ним идут добровольцы. Их немного, но… Я не могу оценить, насколько высока вероятность успешного выполнения задачи. Только надеяться… И… Я бы хотел, чтобы у него получилось.
Она видела, как сложно киорийцу сформулировать мысли. Как трудно подобрать слова. Волнуется. Переживает. И сам от себя скрывает. Почему? Не привык? Или… что с ним еще случалось такого, что так повлияло?
— Полетели домой.
И они полетели…
…Дома был чай. Тишина. Уютный диван. И тоска… Такая, что хоть волком вой. И страшно, и хочется верить, что все еще будет. Хорошо. Или почти хорошо. Что Саша вернется. И брат Креона не наломает дров. Что…
Когда становилось так муторно, мама затягивала песню. И бабушка тоже. И пели до тех пор, пока не отпускало. Ольга, задумавшись, тоже тихонько замурлыкала знакомый мотив:
— Ой, то ни вечер, то ни вечер, мне малым-мало
Ликос перестал вычесывать ухо и повернул к ней острую морду.
— Мне малым-мало спалось, ой, да во сне привиделось…
Креон сел рядом. И оказалось, что плечо у него очень удобное. Не мягкое. Не жесткое. А такое, как надо.
— Мне во сне привиделось, будто конь мой вороной расплясался, разыгрался, разрезвился подо мной…
Она подняла голову, хотела заглянуть в глаза мужчины — понять, стоит ли продолжать, а встретила губы. Замерла от неожиданности. Выдохнула. И поцеловала сама.
Губы у него были твердые. И на них привкус блинов остался. С вареньем. Вишневым. Вкусно. И сладко. Так, что внутри все дрожит. И сжимается от восторга. Будто зимой с горки летишь. Или как в детстве на качелях. Все выше и выше. Вот только они давно не дети…
Руки легли на плечи. Скользнули вниз. Сжали. Прижали ближе. К груди, где ухало сердце. Громко. Часто. Его захотелось успокоить. Ольга приложила ладонь. И мужчина отстранился. Заглянул в глаза. Серьезный такой. Вот только идиотского благородства ей сейчас не хватало!
— Остановишься — скалкой тресну, — голос оказался хриплым и низким. Таким не угрожать надо, а сообщения на телефон надиктовывать. Любовнику.
Впрочем, угроза тоже подошла. Показалось, что Креон даже улыбнулся. Уголки губ дрогнули. А потом он снова ее поцеловал. И больше уже не останавливался. Он не торопился. Медленно стягивал с нее кофту. Позволил избавить себя от футболки. Смотрел. Целовал. Прикасался. Уверенно. И нежно. Без трепета. И без слюнявых страстей. Так, что любимый контролер в голове наконец-то расслабился и отступил на второй план, позволив просто получать удовольствие. И дарить его…
Оказывается, прелюдия может быть совсем не скучной. Пусть и немного странной, когда вот так внимательно смотрят. Наблюдают за реакцией. И молчат. Изучают, позволяя изучать в ответ. В какой-то момент тишина перестала напрягать. Остались только они двое. Руки. Губы. Тела…
Его глухой стон и ее сбитое дыхание, когда границ не осталось вовсе. А потом… такие знакомые движения. И будто снова на качелях. Взлетаешь с каждым толчком все выше и выше. До крон деревьев. До крыш домов. До самого неба. И задыхаешься от восторга, что криком рвется наружу. И сдержаться нет сил. Да и не нужно…
Ее отпускало долго. Тело подрагивало, переживая отголоски оргазма. Мышцы превратились в желе. В голове было пусто. А в душе… Тепло. Светло. Спокойно. И ничего, совсем ничего, не нужно.
Кажется, она все-таки свихнулась…
Часть 3. Немезида. Глава 49
Этра
…— Ой, да налетели ветры злые…
По пустому подвалу голос разносился звонко. Множился эхом. Слухом и голосом природа Сашу не наделила, но здесь жалеть было некого. Те, кто услышат, потерпят. А не понравится, пусть мучаются…