Вирус зла
Шрифт:
– Они сейчас разнесут нас к чертовой матери,– ментально проскрипел Тесла, окончательно теряя свое физическое тело, и становясь похожим на золотисто-оранжевое облачко. Его ментально-психичекий потенциал сразу изменился, стал каким-то нечетким, размытым, и Виктору не удалось больше "расслышать" ничего из того, что ему пытался сказать Никола.
Инком Главного Стража, тем временем, во всю вел бой самостоятельно, обращая в прах одного микронианца за другим, но если главную защитную цитадель землян враг пока еще даже не пытался усиленно атаковать, то от его нового напора очень сильно доставалось остальным защитниками космических рубежей. Людские ресурсы
Золотистое облачко попыталось взять ежа-колючку в кольцо, но отпрянуло от него, словно получив болезненный укол. Виктор как будто бы даже услышал крик боли и гнева, разнесшийся по мостику, хотя, возможно, это ему только показалось.
– Отмечаю многократное нарушение поля целостности по микрогранице, - отозвался инком взволнованным тоном.
Гагарин догадывался, к чему это может привести - появление на корабле еще нескольких черных колючек с неизвестным назначением могло окончиться для всех землян катастрофой. Нужно было что-то предпринимать, но этого как раз враг и не позволил Виктору сделать. Справедливо полагая параморфа для себя самым опасным, еж-колючка в раз раскрылась (со стороны это выглядело именно так), удлинив свои колючки на несколько метров, и ее черные иглы в нескольких местах пронзили Виктора насквозь. Ощущение во всем теле были чрезвычайно странными. Гагарин почувствовал, что не может определить, в каком именно месте чувствует боль. Складывалось такое впечатление, что болело все тело одновременно, но при этом боли вроде бы и вовсе не было.
Виктор попробовал пошевелиться и не смог. Его полностью парализовало: не двигались руки, ноги, не слушались пальцы, голова налилась свинцом и совершенно отказывалась поворачиваться из стороны в сторону. Молчал и паранормальный резерв. Его как будто выключили, и теперь Гагарин чувствовал себя обыкновенным человеком, вдобавок, совершенно беспомощным в такой ситуации.
– Они пытаются сломать защиту реактора, - предупредил инком перепуганным голосом.
– Я не смогу их долго сдерживать, их очень много.
Ему никто не ответил.
Виктор не мог видеть, что происходило в это время со Старейшинами, и куда подевался Никола, но если бы ему кто-нибудь подарил такую возможность, то Гагарин увидел бы, что Старейшины также находятся в переплетениях черной колючки и не подают признаков жизни.
– Они пытаются лишить меня чувств, - продолжал тем временем инком.
– Противник копит силы для решающего рывка. Я не смогу отразить... удар... убить... не возможность...
Его голос окончательно угас, а Виктор впервые в жизни вдруг реально осознал, что это конец. Он неожиданно чрезвычайно реально и отчетливо увидел, как черные иглы колючек прорывают последние рубежи защиты реактора Главного Стража, как в следующее мгновение соединения микронианцев и зеркальников дают слитный залп из своих орудийных систем, как Убежище - самый мощный и совершенный живой корабль во всей Метагалактике - покрывается сотнями фонтанчиков взрывов по всей поверхности, как, затем, гигант медленно и величаво (даже в смерти) разваливается на куски, хороня последнюю надежду Человечества на спасение.
В одно мгновение перед его глазами пролетела жизнь. Фрагменты самых ярких воспоминаний детства, юношеских лет, службы в спецназе, последних дней выстроились перед внутренним взором Гагарина ровными шеренгами, словно древние пехотные батальоны и полки на параде. Вот он милый мальчик с добрыми голубыми глазками и светлыми волосами, перетянутыми на лбу красной лентой, возится вместе с отцом во дворе своего терема с левапом, настраивая систему противоинерционной защиты;
Миллион возможностей, миллион ситуаций, где его жизнь висела на волоске, но всегда профессионализм и воля к победе брали верх над всеми невзгодами, позволяя Гагарину снова и снова выживать там, где это было проблематично сделать даже теоретически.
И вот теперь...
Сначала этот рейд на Таинсвенную, в результате которого он стал параморфом, потом были "Атлант" и Агея, ксенобиологический заповедник на Глизе и музей космонавтики на Земле, таинственные микронианцы и не менее таинственные зеркальники, по каким-то своим неведомым и абсолютно не понятным для человека причинам принявшие сторону Агрессора.
А еще были два эмиссара Врага, которых он уничтожил, а еще были тридцать миллиардов человек, расселившихся по огромной территории Земной Федерации и обреченно ждавших своего истребления, а еще были друзья и знакомые, родные и близкие Виктору люди, которых никто из стана Врага не собирался жалеть и не собирался спрашивать, хотят они жить или нет.
А еще в его жизни существовали мать, которую тоже убьют, отец, которого ни в коем разе не пощадят и...
Сердце сделало один удар, впервые за несколько минут.
Катя...
До нестерпимой, до запредельной боли в голове он представил себе ее образ, невинно-милый, ослепительно прекрасный, каждый раз новый и, одновременно, такой родной и знакомый. Сознание отказывалось воспринимать его, подчиняясь потусторонней воле, но он был слишком важен для Виктора, слишком глубоко сидел в его психике. Длинные белокурые волосы, безумно красивые зеленые глаза, тонкие брови в разлет и всегда такое одухотворенное лицо, стройный, идеальный девичий стан, задорный голос и ослепительный, вынимающий и выворачивающий на изнанку душу взгляд, стояли перед внутренним взором Гагарина непоколебимой стеной, совершенно, абсолютно неподвластной чужой воле.
Сердце ударило во второй раз, разнося густую, ставшую практически не текучей кровь по жилам. Гул в ушах нарастал каскадом, будто в эпицентре мощного грозового облака. Сотни, тысячи колоколов ударили в унисон, заставляя сердце трепетать, работать, медленно, но верно выполнять свою природой заложенную функцию.
А Катя улыбалась, смеялась, была как всегда великолепна, мила, нежна и беззаботна. Даже в те моменты, когда в ее жизни случались неприятности, особый шарм девушки позволял ей выглядеть нереально хорошо, и это всегда удивляло Виктора, не подозревавшего, какой же силой и внутренним стержнем на самом деле обладала это хрупкая на вид девушка.
Гагарин попытался пошевелить пальцем и ему это, наконец-таки, удалось. Мизинец на правой руке дернулся еще раз, не произвольно, а подчиняясь воле хозяина.
Значит еще не все потеряно? Он еще может бороться?
Виктор словно наяву услышал голос любимой, такой родной, ласковый, греющий душу. Образ девушки, стоящей перед ним почему-то в синем обтягивающем летнем платье на фоне бескрайнего поля васильков, заслонил собой все внутренние интерьеры капитанского мостика Убежища. Он стал для Гагарина самым важным, важнее себя самого, важнее его миссии, важнее всего Человечества.