Висенна. Времена надежды
Шрифт:
— Делать нечего, — подвел итог Сэдди. — Ост! Снимай дозор! Рик говорит, на дереве подтески нет. Значит, правда, могло и само упасть. А если кто так хитро помог да направил, что мы сразу не заметили, так сейчас уже тем более не увидим. Собирайте вещи, вытяните спальники из-под ствола. А чего ты усы отрезал?
— Висенне пообещал, когда увидел вас под деревом. Чтобы хоть один жив остался.
При этих словах Остромов выронил топор, а Сэдди смущенно опустил глаза. Подвигал губами: вниз, внутрь, трубочкой:
— Извини, накричал. Ну, собирайтесь тут. Я, как самый легкий, полезу наверх, свистну почтового ворона.
Ворон
Во дворе школы хлопнули тяжелые крылья. Раздался громкий клекот прилетевшего грифона. Еж Лингвен выскочил встретить гостей. Вернулся озабоченный пуще прежнего, с пакетом в два себя величиной. Еще печать не сломали, а грифон уже вставал на крыло, костеря малую длину разгонной дорожки. Хартли взял себя в руки, вскрыл и прочитал приказ. Совет Леса велел Школе, совместно с Опоясанным Левобережья, прикрыть северную границу Бессонных Земель.
— …Бегущих из Бессонных Земель всех задерживать до того, как Совет за ними не пришлет или не распорядится иначе, — медленно выговорил наставник последние строчки.
— Вот и дождались войны! — помотал косматой головой Раган. — Сколько не было?
— Зим сорок… — протянул Стурон, и тут все увидели, что глаза у него в самом деле не черные, а густо-густо красные. Темно-багровые. Старый маг родился на востоке, далеко за костлявыми перевалами Грозовых Гор. В молодости, наверное, сверкал алыми очами, девкам на погибель.
— Надо спасать брата! — в ужасе прошептал Хартли. Заклинанием призвал бумагу и перо; тотчас щелчком пальцев все убрал — передумал.
— Принеси шар! — велел Лингвену. Ежик, сопя от усердия, кинулся в подземную камеру, где хранили магическую сферу, и скоро вернулся. Хрустальный шарик на подставке из кованых медных листьев парил в воздухе за его плечом. Хартли сгреб сферу, поставил на стол. Быстро и безошибочно выговорил формулу связи. Однако, вместо Скорастадира, в хрустале появилось раздраженное лицо самого ректора Академии. Хартли отшатнулся было, но Кентрай ожег наставника укоризненным взглядом: взялся, так уж двигай до конца, каким бы тот ни был! Старший брат мысленно обругал себя за прилюдную слабость, и обратился к Великому Доврефьелю с такими словами:
— Получил ваш приказ, сейчас выполняю… — выдохнул:
— Прошу разговора с Великим Скорастадиром.
— Брат, — угадал Доврефьель, моргая светло-зеленым глазами, которые сфера сделала рыбьими: выпуклыми и равнодушно-холодными.
— И брат в том числе, — неожиданно усмехнулся Хартли, обретая почву под ногами. — А только, Бессонные Земли ведь тоже Лес. Идти против своих?
Учителя Школы за его спиной согласно перевели дух. Лицо Доврефьеля съежилось и исчезло. Шар заполнила рыжая борода,
— Хельви все-таки показал норов? — Скорастадир тоже выглядел забавно. Но наставнику было не до смеха:
— Придумай что-нибудь, чтобы без войны обошлось!
Рыжий Маг забрал бороду в горсть:
— Если бы все зависело только от меня!
Меня посадили в каменный мешок, чтобы я нашел путь к себе. У меня отобрали вещи, свободу, свет и звуки — чтобы я искал исключительно внутри, никак не снаружи. И только память у меня не отобрать. Память — это я. А я по-прежнему ищу старшего. Отца, начальника, Бога… Я так привык. Я не могу от себя. Это… невежливо. Эгоистично. Неправильно. В моем мире — всегда так. Оглядывайся наверх. Оглядывайся по сторонам. Ладно, мы откажемся от начальства. Да здравствует анархия? А люди рядом с тобой — на них не оглядываться тоже?
Но оглядываться так удобно!
А здесь никого нет. Рядом — никого нет. Наверху тоже никого нет. Люк. Все.
Там — мир.
Он настоящий. Он взрослый. В мире сажают самолеты и выращивают детей. Строят небоскребы и посылают миротворческие контингенты. Ненавидят американцев и мечтают выиграть грин-кард. Хвастаются друг другу машинами и количеством любовниц. С умным видом нажимают кнопки. Думают, что если в книжках описать крепкую драку или жесткое насилие, то книжка от этого станет взрослой и настоящей. Из нее можно будет повторять хорошие слова, и гордиться таким искусным попугайством.
И смотрят презрительно на всех, кто хочет не этого.
Презрения-то я и не прощу.
Соединить два мира — вот что следует сделать. Я выйду из каменного мешка — не прежний. Но и Земля после пересечения тоже не останется такой, как была.
Вот что на самом деле страшно!
Впрочем, чего бояться? Что здешним не хватит жестокости, или что они окажутся чересчур наивны?
А ведь я, оказывается, боюсь Земли. За Висенну страшно, за Землю — нет.
Но почему?
Я чувствую себя колоколом. Или ручьем, в который ударила молния.
Решился ли я?
Способ найдется. Их много. Неважно, сам ли я придумал средство, если берусь отвечать за цель его применения. Заговоренная веревочка, старый якорь, терновник, проросший к сердцу земли…
Земли! Испытание стихией — вот оно.
Посвящение.
Тишина.
Тьма.
Темной ночью — Спади и Вигла еще не взошли — Ратин, Крейн, Кони Дальт и наставник Хартли вошли в угловую клеть большого дома. С собой каждый из них принес железный лом. Хартли быстро нашел под ногами каменную крышку, вставил ломы в углубления. Погасил светильник. Трое его спутников изготовились каждый у своего рычага.
— Семь-восемь! — скомандовал Хартли, налегая на холодное железо. Охотники и лесовики согласно выдохнули, нажали. Люк поднялся над площадкой, и Ратин с Крейном сдвинули его вбок. Хартли крикнул в образовавшуюся щель:
— Спарк эль Тэмр!
Из щели ответили утвердительно.
— Закрой глаза! Плотнее! — велел наставник. Тем временем Дальт и Крейн зацепили блок за потолочную балку и приготовили беседку: веревочную петлю с доской.
— Готов! — глухо отозвался Спарк. Тогда Ратин и маг полностью отодвинули крышку, а стрелки сбросили в люк беседку, уцепившись за свой конец веревки. Веревка дергалась: сиделец устраивался поудобнее. Потом долетело: