Виски со сливками

Жукова-Гладкова Мария

Мы договорились о встрече с дядей Сашей, Вахтангом и Марисом через три часа после въезда в город. Дядя Саша не сомневался, что успеет и забрать нужную машину, и ещё кое-какие дела переделать за это время. Племянник Зураба отгонит цистерну назад. Вадим с Марисом отвезут Мулатку по указанному дядей Сашей адресу, а потом на общей встрече-прощании Марис пересядет в мою машину, а я — в пригнанную дядей Сашей и Вахтангом. Вадим на «лендровере» отправится назад на виллу. По моим подсчётам, я должна была успеть и заскочить к мамочке, и побывать на кладбище. На машине обернуться можно быстро. Конечно, если все идёт по плану. Но, как говорится, человек предполагает, а Господь

располагает.

Глава 19

Первым делом я решила съездить к родной мамочке, которую не имела счастья лицезреть со дня нашего переезда. Насколько мне было известно, брат Андрюша тоже с ней ни разу не виделся с тех пор и желания такого не испытывал.

Я, откровенно говоря, тоже не ощущала таких позывов, вот только требовалось выяснить одну вещь, а ещё лучше, запастись различными ядами — мало ли что в пути может пригодиться. Тех остатков в маленькой бутылочке, которые я в своё время увела у мамаши, может и не хватить. Мало ли в какую ситуацию влипну…

Дядя Саша, конечно, может обеспечить меня чем угодно (в его возможностях я уже не сомневалась), вот только хотелось бы иметь что-то своё, так сказать, для личного пользования.

Адрес мамашиной квартиры я назвать не смогла бы, помнила только улицу, остальное планировала найти визуально (я там бывала, когда мы только собирались меняться) — зрительная память у меня отличная, впрочем, и не только зрительная.

Я оставила машину у соседнего дома — зачем привлекать лишнее внимание?

— и направилась к мамочкиной парадной. На лавочке сидели четыре старушки — несли вахту, осматривая всех входящих и выходящих. Меня оглядели с ног до головы. Но запомнят они только самые заметные детали — рыжие волосы (я специально выбрала сегодня этот парик из всех, предложенных дядей Сашей), накладные веснушки на носу и щеках, очень широкие плечи. Я была в зеленом пиджаке с набивными плечиками и зелёных джинсах. В таком виде меня можно было принять за баскетболистку. Пусть свидетели запоминают спортивную рыжую девушку.

Зелёный цвет я терпеть не могу и согласилась бы его надеть только под дулом пистолета. Но на этот раз я оделась так по доброй воле, чтобы сбить со следа возможных противников.

Итак, я поднялась на лифте на пятый этаж, где находилась мамочкина хата, и позвонила. За дверью было молчание, я позвонила ещё раз. На этот раз из соседней квартиры показалось старушечье лицо — двойник бабы Кати из моей парадной (или в каждой имеется такая бабка, все знающая и все ведающая? Только вот почему она с остальными на лавочке не сидит?).

— Бабушка, — исключительно вежливо спросила я, — не скажете ли, есть кто дома у ваших соседей?

— А то как же, — кивнула бабка, открывая дверь пошире. — Только пьяные все. Как обычно. Спят.

— Значит, стоит и дальше звонить? — посоветовалась я с бабкой.

— Если добудитесь, конечно. А вы откуда будете-то?

Легенду я продумала заранее, а поэтому, ни секунды не колеблясь, сообщила:

— Из Госкомимущества.

— Откуда? Откуда?

Я подозревала, что работники Госкомимущества по квартирам не ходят, только откуда это знать соседке моей мамаши? Я пояснила бабке, что представители нашей организации ходят по квартирам злостных неплательщиков, выясняя, по каким причинам не производится плата за жильё, поскольку недавно вышел новый указ, в соответствии с которым злостных неплательщиков надлежит выселять, предоставляя освобождающиеся квартиры нуждающимся. Исключение составляют малоимущие семьи с малыми детьми. Последнее я добавила специально, чтобы расположить бабку к себе: алкоголиков

выселяем вон, а к малоимущим проявляем жалость. Моя уловка сработала.

Бабка тут же начала рассказывать, какие оргии устраивает моя мамаша с сожителями. Оказалось, что моя родительница в данный момент проживает с двумя, один из которых моложе её на семь лет, а второй аж на одиннадцать. Я мысленно поаплодировала мамочке. Генетика, конечно, страшная вещь. Может, любовь противоположного пола к моей особе — это тоже подарок родителей? Трудно сказать, трудно сказать.

Кроме двух постоянных сожителей, к мамочке ещё какие-то кавалеры захаживают, когда этих двоих нет дома.

— А на что они живут? — поинтересовалась я. — Работают где-нибудь?

Бабка считала безобразием отмену статьи за тунеядство, потому что таких, как её соседи, давно следовало посадить за колючую проволоку и заставить там работать. Мамочка где-то то ли мыла полы, то ли махала метлой, сожители на пару трудились грузчиками, а вдобавок ко всему вся святая троица собирала бутылки по микрорайону. Этакая дружная шведская тройка с рюкзачками. У меня мелькнула мысль, не пристроить ли их всех в какой-нибудь Вахташин подвальчик? И я вроде бы свой дочерний долг выполню, и мамочке с хахалями хорошо. Я решила, что вернусь к этому вопросу по возвращении в Питер. Конечно, если я сюда вообще когда-нибудь вернусь.

— У вас случайно ключей от их квартиры нет? — спросила я у бабули.

Соседка сообщила, что моя мамочка ни с ней, ни с кем другим из парадной не дружит, её тут не любят и будут очень рады, если её выселят. Я попросила у бабки дать мне её собственные ключи — вдруг подойдут — и решила попробовать свои собственные. Только взглянув на замок, я знала, что тут сгодится любая проволочка, но при бабке ковыряться не хотелось.

На моё счастье подошёл бабкин ключ от почтового ящика.

— Им замки не нужны, — заявила она. — Им все равно беречь нечего. И воры к таким не пойдут. Чего у них брать-то? Воры-то теперь умные.

Откуда бабка знала про то, какие воры теперь и какие были раньше, я уточнять не стала. Для отвода глаз я записала фамилию, имя, отчество и телефон соседки и сказала, что в случае необходимости наш комитет свяжется с ней. Вдруг нам понадобится какая-то информация, а ездить сюда неудобно, на телефонные звонки граждане не отвечают… Соседка с радостью выразила готовность предоставлять нашему комитету любую необходимую информацию — только бы мы этих алкашей выселили. Я прошла в квартиру. Бабке, как я видела, очень хотелось пойти вместе со мной, но мне её присутствие было совсем ни к чему. Я не сомневалась, что она будет стоять на лестнице, приложив ухо к двери, или слушать из своей комнаты, прижав ухо к стене. Пусть слушает. То, что мне нужно, я скажу на кухне, тихо и на ухо мамочке.

Стоило мне открыть дверь, как мне тут же ударил запах мочи из незакрытого туалета. Хотя в квартире были открыты окна и на кухне, и в комнате, запах дешёвой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался. Справа от входной двери была прибита вешалка, на которой висели какие-то старые пальто. Ни туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно. А ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок в доме. Или это отец её заставлял?

Я надела специально приготовленные тонкие резиновые перчатки и заглянула на кухню. Грязная, по всей вероятности, никогда не мытая плита в дальнем левом углу, незакрытое помойное ведро, от одного вида которого у меня к горлу подступила тошнота, остатки нехитрой закуски на столе, три табуретки — и горы пустых бутылок.