Висрамиани

Тмогвели Саргис

Затем она начала умолять луну, чтобы она взошла. Она так ей говорила:

«О луна! Заклинаю тебя богом, создавшим тебя на радость всем и озарение, покажись, уже пора взойти тебе! Душа моя стремится покинуть тело. Выгляни из-за горы и посмотри на мое горе, что подобно горе. Мгновенный мир и ночь подобны заржавленному железу, а темнота стала для меня невыносимее этого преходящего мира. Нет у меня больше сердца, и не нахожу его похитителя. Заклинаю тебя всевышним, о луна, пожалей двух безумно влюбленных, безумствующих из-за разлуки. Укажи нам дорогу, помилуй и пожалей нас! Вдали от вас, двух лун, затмилось для меня небо, и я ничего не вижу, ибо ты властвуешь

в далеком небе, а Рамин то восседает на троне, то пускается в дальний путь и исчезает из моих глаз».

Между тем настала полночь и взошла луна. Она разогнала тьму и исторгла из сердца Вис печаль. Горестный и усталый Рамин, со слезами на глазах, уснул среди роз и лилий. Вис, его возлюбленная, нашла его спятим. Сердце Рамина почувствовало ее, и он открыл глаза. Увидев Вис, Рамин вскочил и заключил ее в объятия. Солнце и луна сошлись, мускус и амбра смешались, роза и гиацинт сблизились. Лица их осветила ночь, она стала подобна дню. Опьяненные близостью, они не вспоминали о своих страданиях. Птицы на ветвях и соловьи в розовых кустах восхваляли в песнях их неиссякаемую любовь; цветы в саду улыбались их радости, роза просила у них аромата, а нарцисс — красоты.

Но преходящий мир и судьба снова выдали их тайну.

37.

МОАБАД УЗНАЕТ, ЧТО РАМИН ВСТРЕТИЛСЯ С ВИС

Преходящий мир серпом горя жнет ниву радости. Никогда не жди от него доброго конца, ибо все пришедшие в сей мир были им обесчещены.

Когда Моабад узнал, что Рамин уехал в Морав, шах понял причину его отъезда. И снова разгорелось в нем враждебное чувство к влюбленным. Он так говорил в сердце своем: «Доколе у меня хватит сил терпеть такое пренебрежительное отношение ко мне? Доколе мне так тревожиться? Пока в этом мире будут живы люди, они будут рассказывать о моем позоре; я стану предметом насмешек и буду притчей во языцех. Если Вис — солнце небесное для тех, кто с надеждой взирает на нее и уповает, как на рай, го для меня она — горе и позор. Если уста ее дарят бессмертие, для меня они — яд; если тело ее столь желанно для людей, как вода, для меня оно столь нежеланно, как смерть. Какая мне польза от Вис? Она может только погубить мою душу.

Притча. Мои поучения так же нужны Вис, как вода необожженному кирпичу. Довериться ей — то же, что вкусить желчь, чтобы убедиться, что она горька.

Я выбрал сатану в проводники, а слепца в часовые и этим приумножил свое горе. Не выдержавшую испытания вздумал снова испытывать. Зачем я думал, что Вис любит меня? Зачем надеялся на преданность кормилицы и поручил ей охранять Вис? Я опечатал двери, а печать вручил кормилице! Как я глуп, что не разобрался в их проделках!»

Шахиншах колебался. Иногда он убеждал себя терпеть и гак говорил: «Хватит столь великого бесславия, не надо еще больше разглашать тайну!» Иногда же его одолевали горестные сомнения. Вдруг он встал, вскочил на коня, мигом очутился в Мораве и направился к дверям дворца.

Кормилица принесла и положила перед ним доверенные ей ключи и печать; сама она ничего не знала о поступке Вис. Шахиншах убедился, что печать на дверях не тронута. Но во дворце он не нашел Вис. Тщетно искал Моабад ее везде и наконец сказал кормилице:

— Куда же ты девала Вис? Все выходы закрыты; птица не могла бы отсюда вылететь, куда же исчезла Вис? Если она отправилась учиться колдовству у Артаваза, ей это лишнее, ибо она и так ни во что не ставит тысячу колдунов, подобных

Артавазу!

Не узнав ничего относительно Вис, он так избил кормилицу, что она осталась чуть жива. При поисках Вис нашли только диадему, обрывок ворота и лоскут рубашки. Кто-то из искавших догадался, что Вис могла взобраться по веревке, как акробат, на крышу дворца, а оттуда спуститься в сад. Тогда шахиншах приказал зажечь свечи и факелы и отправился из дворца в сад. Вис увидела издалека свет факелов, со страху душа ее чуть не рассталась с телом. Она испугалась за участь Рамина и сказала ему:

— Встань! Это, несомненно, идет шахиншах. Уходи поскорей, избегать врага — не позор. Это идет Моабад, готовый убить меня. Но мне все равно, что бы со мной ни случилось. Он подобен голодному льву, преследующему лань. Да дарует тебе бог спокойствие, и да падут на меня невзгоды и горе, что предопределены тебе. Уйди, скройся! А я останусь здесь в ожидании потока бед. Я рождена в этом мире для необычайных несчастий. Я никогда не обретала радости от одного твоего поцелуя, чтобы взамен не получить сто ударов плетью. Я не могу съесть ни одного финика с ветки без шипов, и никогда не достается мне радость.

Рамин словно онемел, и его покинули силы. Он стал похож на связанного, которого собираются заколоть, он не мог шевельнуть ни руками, ни ногами; от него осталось одно только имя. После того как разлука стала неминуемой, смерть показалась ему желанной. Но ему ничего другого не оставалось, как только бегство, и он встал и так быстро помчался, что глаз не мог за ним уследить. Выпутавшись из сети, он упал в яму. Он не мог радоваться, что спас себя, ибо с горечью вспоминал Вис, которую он покинул. Мигом осилил он высокую стену сада и ушел, спасшись от несчастий.

Вис осталась на том же месте и притворилась спящей. Она подложила руку под голову, трепещущее сердце наполняло кровью ее глаза. Шахиншах, застав ее в таком положении, стал ругать и толкать ногой. Но она не отзывалась, словно мертвая. Моабад приказал своим людям, пешим и конным, искать Рамина. Но его нигде не нашли. В саду не было никого, кроме птиц. Шахиншах схватил Вис за волосы, обнажил меч и так ей сказал:

— Скажи правду, каким способом ты сумела выйти из дворца? Ведь я накрепко закрыл двери и окна! Куда ты дела Рамина? Как ты не смогла хоть на одну ночь подчиниться и внять моим поучениям и наставлениям? Ты не птица, ты не див, и не колдунья, почему перед тобой бессильно железо? Нет никакой силы, чтобы удержать тебя. Разум так же далек от тебя, как небо. Ты обуреваема любовными желаниями, и они заполняют твою душу. Разум твой ничтожен, и тебе бесполезно использовать зрение и слух.

Притча. Для тебя поучение столь же ненужно, как для обессиленного жаждой пустой кувшин и для странника на суше — парус.

Когда я тебя поучаю мудрости, ты обезумеваешь. Вместо счастья я испытал только стыд и бесчестье. Тебя, как дьявола, пугает доброе имя, и если ты издалека завидишь правду, душа твоя не может с ней примириться и ты начинаешь вопить. Ты ранишь ножом чистые сердца и срамишь достойных. Назвать тебя дивом не решаюсь, ибо ты прекрасна; назвать ли тебя дьяволом? Но ведь его считают черным. Всех честных ты осрамила и обесславила. Я не видел женщины столь бесстыдной, как ты, и мужчины столь уступчивого, как я. Я потерял стыд из-за любви к тебе. Лишить тебя жизни будет справедливо, ибо душа твоя многих угнетает. Нет другого средства для твоего вразумления, как убить тебя этим мечом.