Вист: Аластор 1716
Шрифт:
Джантифф оставил банки с краской в сарае Фариска и направился к усадьбе гроссмастера по северному берегу залива Льюлес. Подходя к приусадебному парку, он заметил в обычно сонливых окрестностях признаки суматохи и бурной деятельности. Озираясь, чтобы не попасться на глаза Бухлому, Джантифф украдкой пробрался к служебному заднему входу. Поваренок позвал шеф-повара. Тот без лишних разговоров поручил Джантиффу поставлять два ведра перцебов каждые три дня в течение ближайших двадцати четырех дней за четыре озоля, то есть предложил платить в два раза больше
— Пока не началось празднование столетия Унцибала, гроссмастер развлекает влиятельных гостей, — пояснил шеф-повар. — Потом возобновится обычный распорядок.
— Все будет сделано в точном соответствии с вашими указаниями, можете на меня положиться, — пообещал Джантифф.
Джантифф возвращался по дороге в Балад почти окрыленный, будто сто озолей уже звенели у него в кармане. Он мог с уверенностью рассчитывать на безопасное прибытие домой… Услышав за спиной отчаянное жужжание колесных приводов, Джантифф поспешил отпрыгнуть на обочину — мимо пронесся экипаж. За рулем, оскалившись блаженно-бессмысленной ухмылкой, необычной на хищной оплывшей физиономии, развалился явно подвыпивший Бувехлютер.
Машина, мчавшаяся в Балад, скрылась в клубах пыли. Джантифф снова вышел на дорогу. Куда торопился Бухлый с таким радостным нетерпением? Озадаченный Джантифф направился к телефону сразу по возвращении в поселок и снова позвонил в унцибальский Аластроцентрал.
На экране появилось лицо Алейды Гластер. Ее щеки, некогда румяные и округлые, казались впалыми. Секретарша была встревожена и даже, по-видимому, плохо себя чувствовала. Джантифф произнес извиняющимся тоном:
— Вас снова беспокоит Джантифф Рэйвенсрок. Боюсь, я вам порядком надоел.
— Не говори глупости! — отрезала Алейда. — Я всего лишь выполняю свои обязанности. Ты все еще в Баладе?
— Да, и пока что мои дела, насколько я могу судить, идут неплохо. Но мне совершенно необходимо поговорить с курсаром. Он вернулся в Унцибал?
— Нет! — в голосе Алейды звенело нескрываемое напряжение. — Не вернулся. Что само по себе никуда не годится.
Джантифф не мог сдержать досаду:
— Мое дело не терпит отлагательств!
— Обстоятельства нашей последней встречи не оставили в этом никаких сомнений, — съязвила секретарша. — К сожалению, я не могу вызвать курсара по мановению волшебной палочки.
— Надо полагать, вы снова связывались с управлением в Уониссе?
— Разумеется. Курсара никто не видел.
— Может быть, следовало бы уведомить Коннатига?
— Это уже сделано.
— В таком случае остается только ждать, — вздохнул Джантифф. — Если потребуется оставить мне срочное сообщение, пожалуйста, вызывайте таверну «Старый гревун» — мне передадут.
— Понятно.
Джантифф стоял на широкой главной улице. Погода менялась. Полная воды туча свисала с неба, как темное вымя, тяжелые капли дождя начинали падать в пыльный песок. Натянув куртку на голову и сгорбившись, Джантифф поспешил к «Старому гревуну». Решительно зайдя в трактирный зал, он уселся
Выглядывая в проем кухонной двери, Фариск заметил Джантиффа, нахмурился и вышел к нему, грозно шевеля усами:
— Джантифф, я тобой недоволен!
Джантифф удивленно поднял голову:
— Чем я провинился?
— Ты поставляешь перцебы в «Киммери»! Я не усматриваю в этом никакой выгоды.
— Для вас в этом нет и никакого убытка! Посетители мадам Чаги любят жареные перцебы с айолем — так же, как и ваши. Если я откажусь собирать для них моллюсков, вместо меня это будет делать кто-нибудь другой.
— Но ты пользуешься моими ведрами, моим лапчатым ломом, моими клещами!
Джантифф беззаботно рассмеялся:
— Ну что вы в самом деле! Какие мелочи. Оборудование останется в целости и сохранности. Кроме того, самые лучшие, отборные коронели я доставляю только в «Старый гревун». Даже если их обслуживают с ленцой, ваши завсегдатаи по меньшей мере всегда могут сказать, что перцебы Фариска вкуснее, чем в «Киммери»! На что же тут жаловаться?
— Я надеялся на твою благодарность!
— И я вам очень благодарен, спору нет.
— А тогда почему же мне говорят, что ты собираешься раскрасить старый грязный сарай этой ведьмы, чтобы придать ему опрятный и привлекательный вид?
— Если мне заплатят, как положено, я и «Старый гревун» так же раскрашу.
Фариск глубоко вздохнул:
— Чую, куда дует ветер! Сколько тебе платит мадам Чага?
— Не могу разглашать условленную сумму, но в общем и в целом сорок озолей составили бы вполне удовлетворительную плату.
Фариск подскочил от изумления:
— Сорок озолей? Тебе отсчитает сорок озолей дряхлая карга, дрожащая над каждым грошом и прячущая деньги в кошель, привязанный под юбкой? Рассказывай!
— Не забывайте, что я — квалифицированный специалист! — поднял указательный палец Джантифф.
— Как я могу забыть о том, чего ты мне никогда не сообщал?
— Принимая меня на работу, вы не дали мне времени даже прокашляться, а об описании моих разнообразных талантов и речи не было.
— Еще чего! — бормотал Фариск. — Сорок озолей за какую-то мазню. Грабеж, да и только!
— Как вам понравится серия из десяти декоративных настенных панно, по пять озолей каждое? Если вы заплатите по шесть озолей за панно, я могу добавить контуры с серебряным отливом. Тогда интерьер «Киммери» поблекнет по сравнению с вашим.
Фариск осторожно предложил другие условия, и переговоры продолжились. Тем временем в таверну завалился Бухлый в компании молодых людей крепкого телосложения — батраков с ферм, рыбаков, портовых подсобных рабочих. Они расселись, заказали эль и принялись громогласно обсуждать свои дела. Джантифф не мог не слышать, о чем зашел разговор.
— У меня четыре вургля… спустим их на краю Сычового леса…
— …и к Вамищенскому омуту! Там у них табор.
— Осторожно, Бухлый! Не забывай о золотухе.