Vita Nostra
Шрифт:
«Отпускные» дни, проведенные без пробежек, неожиданно оказались самыми тяжелыми за последние недели. Сашка все равно просыпалась в половине пятого, лежала без сна до семи, слушала, как оживает дом, как грохочет баками мусоровоз, как работает лифт и переругиваются под окнами дворники. Ритуал был нарушен; Сашка казалось, что ее судьба натягивается, как нитка, трескается, высыхает и может вот-вот порваться. С каждым днем все более нервная, она едва дождалась того утра, когда можно было натянуть кроссовки и выйти, оставляя
Потом приехал Валентин.
Сашка вернулась из школы — на минуту, забросить сумку, перекусить и бежать к репетиторше. Незнакомый человек сидел на скамейке у подъезда. Сашка сначала поздоровалась (на всякий случай она всегда здоровалась со всеми, кто здесь сидел), и только потом узнала белокожего, еще больше похудевшего знакомца.
— Привет, — сказал Валентин. — Я смотрю, у вас никого нет дома…
— Мама будет к шести, — сказала растерянная Сашка. — А я… это…
— Я подожду.
Была половина третьего. Сашка мельком глянула на часы. Потом на Валентина.
Надежды, что он уйдет, не было никакой. Надежды, что мама его прогонит… тоже, честно говоря, не было. Да и кто Сашка такая, чтобы решать мамину судьбу на свое усмотрение?
— Ей можно позвонить на работу, — сказала сухо. — И добавила запоздало: — Как здоровье?
Она проснулась в двадцать девять минут пятого. Выключила будильники. Прошлепала на кухню, выпила чая из термоса. Оделась. Вышла в коридор, заперла дверь.
Вчера вечером мама и Валентин сидели на кухне, о чем-то еле слышно переговариваясь. Сашка легла рано (теперь она всегда ложилась рано, сбивал с ног недосып), сунула голову под подушку, чтобы не услышать ни слова, даже случайно, зажмурила глаза и приготовилась провалиться в сон. Но сон не приходил. Сашка думала о жизни, как о коллекции одинаковых дней. Бытие состоит из дней, и каждый из них — как закольцованная лента, как велосипедная цепь, ровно бегущая по шестеренкам. Щелк — переключили скорость, дни стали немножко другими, но снова текут, снова повторяются, и в этой монотонности и заключается смысл…
Наверное, она засыпала. Никогда прежде такие мысли — наяву — к ней не приходили.
Давным-давно, когда Сашка была маленькой, ей хотелось найти себе папу. Не того, который ушел и живет где-то там, ни о чем не заботясь. Настоящего, который поселился бы с ними в одной квартире. Сашка беззастенчиво «сватала» маму за всех более-менее симпатичных дяденек, и «жизнь при папе» представлялась ей сплошным праздником.
С тех пор прошли годы. У Сашки ныло сердце, когда она думала о маме и Валентине. Он обманул ее один раз — может обманывать и дальше. Мама это понимает. Но все равно говорит с ним на кухне за чашкой остывшего чая, они сидят, почти соприкасаясь головами, и говорят, хотя миновала уже полночь…
Ночью
В парке кто-то был. Стоял на дорожке, переминаясь с ноги на ногу — в спортивном костюме и ветровке, в кроссовках, как и Сашка. Ей пришлось подойти почти вплотную, чтобы узнать его.
Это был Конь. Ванька Конев, ее одноклассник.
— Привет. Побежали?
Сашка ничего не сказала. Конь пристроился рядом, почти дотрагиваясь рукавом ее рукава. Когда ткань их курток все-таки соприкасалась, получался резкий шелестящий звук: вжик-вжик.
Сашка бежала, привычно огибая лужи. Иван два раза поскользнулся, один раз проломил тонкий лед и вляпался в воду. Но не отставал.
— Ты каждый день бегаешь? — спросил, задыхаясь на бегу. — У меня дед, ну, у него бессонница, он собаку выгуливает, говорит: девчонка из вашего класса каждый день гоняет, как сумасшедшая, в пять утра… Ой!
Он споткнулся о выступающий корень и чуть не упал.
— Ты спортом занялась? Что-то я не замечал за тобой… Или волю тренируешь?
— Тренирую.
— Я так и подумал почему-то… — они пробежали всего два круга, но Иван уже запыхался.
— А ты? — соизволила спросить Сашка. — Ты что тренируешь?
— Тоже волю, — серьезно ответил Конь. — Лежал бы сейчас в постельке, дрыхнул бы…
Он замедлил шаг.
— Может, хватит?
Сашка остановилась.
Небо было усыпано звездами, яркими, как подсвеченные прожектором стразы. Иван раскраснелся, тяжело дышал, смотрел нахально и весело.
— Странная ты, Самохина. Вещь в себе. Человек в футляре. Теперь еще бегаешь. Дед говорит — каждый день, в пять утра… Может, ты закодированная принцесса?
Он говорил, чуть усмехаясь, нервничал и боялся показаться смешным. Он сам был «вещь в себе», мальчик, нацеленный на успех. Победитель олимпиад и пожиратель фантастики, скуластый, с темными вьющимися волосами, в рубашках, всегда тщательно выглаженных матерью и сестрой, щеголь, в шестнадцать лет умеющий повязывать галстук тремя способами…
Сашка смотрела на него и думала только об одном: сейчас ей надо пойти в кусты. Немедленно. Иначе ритуал будет нарушен, да и до дома она, если честно, уже не дойдет.
— Конь, подожди меня у входа.
Он не понял. Продолжал говорить, лукаво улыбаясь в полумраке, нес ерунду про закодированную принцессу и о том, что ее необходимо раскодировать.
— Конь, иди и подожди меня! Я сейчас приду!
Он не понимал. Идиот. Самодовольный болтун. Время шло, пробежка закончилась, но ритуал не был завершен.