Вита. Книга 1
Шрифт:
Иногда хватает и одного дня, чтобы с головой утонуть в чувстве. А у неё было целых одиннадцать дней, одиннадцать волшебных и удивительных дней, когда она узнавала его со всех сторон.
И да, одна из этих граней напугала до шока… Но разве готова она из-за этой частицы отказаться от всего остального?
Ведь человек не торт, у которого можно съесть только розочку или слизать крем, а бисквит выбросить к чёрту. Ты либо принимаешь его целиком, либо не принимаешь.
Нет, не может она его потерять! Не может!
Такие
Может быть, она сильно пожалеет потом о своём решении. Может быть, она и вовсе ему не нужна. Ведь то, что она в него влюбилась, вовсе не значит, что он тоже мечтает о ней.
Может быть, всё это какое-то безумие. Может быть, потом ей придётся платить за этот порыв новой болью, слезами и разочарованием. Да, всё так…
Всё это, возможно, произойдёт, а, возможно, не произойдёт.
А вот в чём она уверена абсолютно – в том, что если упустит свой последний шанс, если не пойдет к нему сейчас, и не скажет то, что он от неё ждал, то уже завтра она пожалеет об этом.
И никогда, никогда себе этого не простит!
***
Она вошла бесшумно. Даже дверь не скрипнула.
Такой же «неоновый» будильник, как в её комнате, рассеивал ночную тьму, наполняя пространство голубоватым полумраком.
Она видела его обнажённую спину, чувствовала, что не спит, улавливала по дыханию.
Обмирая от собственной смелости, граничащей сейчас, по её личному мнению, с наглостью и бесстыдством, она сделала пару осторожных шагов к его постели. То, что она намеревалась сотворить, требовало от Евы не меньше мужества, чем для Эриха его решение рассказать ей правду.
Она замерла не дыша. Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас он эту безумную пульсацию услышит даже на расстоянии.
Возможно, он действительно уловил биение её сердца, или дыхание, или просто почувствовал присутствие в комнате. Но только вдруг развернулся, приподнялся навстречу…
Тусклое освещение будильника-ночника позволяло разглядеть всё. Недоверчивое изумление во взгляде, удивление на обычно невозмутимом лице.
– Ева… – выдохнул он её имя.
Одним резким порывистым движением она скинула наброшенную на плечи белую рубашку, оставшись в одних кружевных трусиках, нырнула к нему под бок.
– Молчи! – взмолилась она.
Маленькая ладонь поспешно накрыла его губы.
Прижимаясь к горячему напряжённому торсу, не выдержав пристального взгляда, спрятала лицо на его груди, с упоением касаясь губами кожи, замерла, как мышка.
До сих пор не могла поверить, что решилась на этот последний отчаянный шаг. Затаившись, ждала его реакцию…
Горячая рука Эриха, скользнув по талии, легла на обнажённую спину, прижимая к себе так тесно, что Еве показалось, сейчас он врастёт в неё.
Его губы чувственно щекотали её пальцы: тысяча ласковых поцелуев одной лишь руки. Он отнял её
Рука, нырнув в её волосы, потянула осторожно, заставляя поднять лицо, посмотреть ещё раз ему в глаза. Они сияли сейчас как никогда, сверкали драгоценными камнями.
И, возможно, причиной был неоновый свет ночника, но на мгновение Еве почудилось, что в глазах его сверкают слёзы. Но ведь так не бывает... Слезы не для мужчин. По крайней мере, не для таких, как Эрих.
А он прижал её к себе ещё крепче, одним резким движением перекувыркнулся.
И Ева оказалась в самом центре его широкой постели, на спине, а он уже нависал сверху. На миг она сжалась, замерла, испугалась этого страстного порыва.
Короткая вспышка паники накрыла внезапно. А вдруг тот ужас, что пережила сегодня, вернётся в самый неподходящий момент? Вдруг тело сейчас устроит истерику и выкинет какую-то неожиданную шутку? Или он сам снова поведёт себя так, что ей захочется вырваться и сбежать?
Но Эрих сейчас был совсем другим. И страхи отступили.
Запредельно нежный, деликатный, осторожный. Она чувствовала, как он едва заметно дрожал, сдерживая возбуждение, но не торопился наброситься со страстными ласками.
Губы едва дотрагивались, дразнили легкими, почти неуловимыми прикосновениями. Но от этих скользящих движений кожа покрывалась мурашками.
А пальцы блуждали по телу, словно исследуя гладкость её кожи, изучая рельефы и изгибы. Осторожно прижав её своим телом, втянул аромат волос, чувственно прошёлся языком по нежной шее. Щекой к щеке замер, чуть-чуть колючий, горячий.
Потом заглянул в глаза, в сумраке пытаясь разглядеть что-то в её тёмных омутах. И, наконец, припал к губам, ненасытно и жадно. Так, что она стоном откликнулась сразу.
Вот целовать он точно умел! Не зря она так жаждала узнать вкус этих губ. Так чувственно, так дразняще, что Ева невольно всем телом навстречу подалась, изогнулась, заёрзала под ним.
Бедра раскрылись сами собой, нетерпеливо напрашиваясь на что-то большее, чем поцелуи. Но дождались пока лишь его руки…
Пальцы, лаская, поглаживали низ живота, постепенно забираясь все дальше под чёрное кружево.
Да кто же придумал эти средневековые пытки?!
Его язык добрался до болезненно напрягшихся сосков, и Ева всхлипнула так громко, что по лицу Эриха скользнула довольная улыбка Чеширского кота.
Вот гадёныш, видит же, что её уже трясёт от желания, и продолжает доводить до изнеможения. Под его пальцами кожа горела огнём, от жарких поцелуев Ева превращалась в мартовскую кошку, в танцующую кобру, которая изгибалась всем телом навстречу его губам и рукам.
«Ну, сделай же это, сделай! Хватит дразнить! Невыносимо хочется слиться в одно. Возьми то, что отдаю, то, что отныне принадлежит лишь тебе одному, безраздельно!»