Вита. Книга 1

Черпинская Надежда

***

Чёрные кружева медленно сползают по бёдрам всё ниже. Она всхлипывает, закусывая губу.

Его горячее дыхание щекочет низ живота, подбираясь всё ближе к заветной цели, и Ева теряет последнюю связь с реальностью, зарывается пальцами в его волосы, стонет томно от этих невозможных поцелуев.

И уже доведённая до какого-то немыслимого экстаза, вдруг чувствует снова его губы на своих губах…

Он заглядывает в глаза, потом шепчет, касаясь виска:

– А говорить уже можно?

Она, улыбаясь потерянно, отрицательно крутит головой.

Не нужно разговоров! Эти

проклятые разговоры вечно всё портят.

– Ладно… – улыбается он, ловит снова её затуманенный взгляд. – Но я всё-таки скажу… За всю эту бесконечную тысячу лет я не встречал никого прекраснее. Ты невероятная!

И вот его руки спускаются на бедра, он вжимается в неё, накрывает горячим телом, и она откликается нетерпеливым стоном, принимая его, столь желанного и долгожданного.

Мир исчезает, растворяясь в пульсации двух сердец, стучащих в такт, в ритмичном движении тел, в дыхании, смешавшемся в один единый поток. Её руки запрокинуты над головой, его ладони скользят по скомканным простыням, находят её ладони, сплетаются пальцы, переплетаются жизни.

И стоны наслаждения сливаются в одну единую и вечную мелодию любви.

Глава 11

Даже если весь мир заразится и затрещит по швам, Если будет война, нищета и голод зажмёт в тиски, Ты построишь нам крепость, ты скажешь: я нас не сдам, И сожмешь, как ребёнка, в могучих своих, мужских. Даже если болезнь подкрадётся, как ядовитый змей, И осыплются волосы на пол, и кожа начнёт белеть, Ты отыщешь живую воду, скомандуешь громко: пей, А потом отметелишь и вышвырнешь ведьму-смерть. Даже если поникну, устану, оденусь в печаль-тоску, Словно доктор чумной буду в чёрном ходить пальто, Ты достанешь муку и спросишь: я блинчики испеку? Откупоришь сухого вина и накроешь на кухне стол. Потому что мужчина будет стоять крепостной стеной, Защищая родную, слабую, сопящую тихо во сне. Мне никак без тебя. Мне не выжить теперь одной. Пусть весь мир переменится. Мы всё равно сильней.

Пола Шибеева

Она давно уже не спала, но открыть глаза всё не решалась. Спряталась за ширмой закрытых век, решая, что делать дальше.

Господи, что она натворила! Как шлюха… Стыдно-то как!

Сама пришла, в постель улеглась, навязалась так нагло. Что теперь Эрих про неё думает?

А потом…

Вспомнить страшно! Как вначале стонала, задыхаясь, от дразнящих, едва уловимых, ласкающих прикосновений. Как потом кричала восторженно, отдаваясь древним инстинктам, подчиняясь безропотно силе его желания, когда брал так неистово и жадно. Как бесстыдно требовала ещё, ещё и ещё, несмотря на то, что в растерзанном эйфорией, дрожащем теле уже не осталось сил.

Безумие какое-то! Вот уж не ожидала от себя…

Думала, такое только в кино бывает. Ага, в кино «для взрослых».

Случалось в жизни Евы несколько романов, и иногда любовники действительно были хороши. Как вот Лёха, например…

Но вот такое – впервые!

Господи… Лёха…

Ведь он же наверняка узнает об этом. И что тогда будет? Вроде бы, с ним уже всё ясно, конец всему. Обратной дороги нет. И обязательств

никаких нет. Но ситуация некрасивая.

Ему точно будет больно. А ей точно будет стыдно перед ним. Но об этом лучше не думать сейчас. И так уши горят, и щёки пылают.

Сейчас её волновало только одно, что скажет мужчина, которого она чувствует обнажённой спиной. Как страшно повернуться и посмотреть в глаза.

Его рука обнимала так, что в животе снова начинали звенеть натянутые струны желания, она кожей ловила его пульс, и сердце невольно начинало стучать в такт.

Тёплые пальцы сомкнулись на её запястье, мягко и осторожно поглаживая кожу.

Она замерла, почувствовав это, хоть и так лежала, боясь шевельнуться и выдать своё пробуждение. Закусила губу, удерживая чувственный вздох – реакцию на эту ласковую пытку.

– Прости, – горячее дыхание опалило обнажённое плечо, – за столько веков нежности так и не научился…

Что за глупости говорит? С этим она точно могла поспорить. Нежности в эту ночь было не меньше, чем страсти.

– Прости! – повторил Эрих.

Ева решилась-таки открыть глаза – всё равно ведь понял, что она не спит. Опустила взгляд на свою руку. Пальцы Эриха продолжали ласкать её гладкую кожу, на которой проступали отчётливо тёмные пятна синяков. Ах, вот он о чём…

В памяти сразу воскресло: её руки запрокинуты над головой, его пальцы судорожно впиваются в её запястья, вжимают в постель, стискивают всё сильнее, с каждым новым толчком, и вот уже жаркая пульсация взрывается в теле безумным экстазом.

Господи, неужели это всё на самом деле было? Это не сон?

– Не хотел так… – шепнул, целуя её в волосы снова, снова и снова. – Ты такая хрупкая… И кожа тонкая, как шёлк. Ты меня с ума сводишь, моя фея! Правду легенды о фейри говорят. Погубит любого смертного такая любовь…

Поцелуи расцветали кострами по изгибу шеи и плеча.

– Ева… Любовь моя… Сказка моя… Мечта моя…

Сердце готово было выпрыгнуть из груди от таких внезапных откровений. Может, ей это всё-таки снится? Чтобы холодный, сдержанный Эрих – и такие признания!

Хотя, после этой ночи, назвать его холодным и сдержанным... Н-д-а-а-а…

Она развернулась к нему, но в лицо взглянуть не хватило смелости. Его пальцы нежно коснулись щеки, скользнули по её губам.

– Ева, посмотри на меня! Не прячь глаза, пожалуйста! Тебе нечего стыдиться.

Она вспыхнула, смущаясь ещё больше – как легко он читает её мысли.

Но ресницы дрогнули, и вот наконец-то встретились взгляды. Светлые манящие глаза так смотрели, что невозможно отвести свои. Ева в них тонула, как в волнах ледяных северных морей.

– И что теперь? – сама не поняла, как этот вопрос сорвался с губ.

– Пожалуй, придётся пересмотреть некоторые правила… – усмехнулся он.

Но тут же добавил серьёзно, без тени улыбки:

– Ева, я не собираюсь ничего скрывать. Если ты об этом… Игры в тайных любовников – это не для меня. Пусть осудят: другим запрещал, а сам вот так… Мужчина должен отвечать за то, что делает и говорит. Я готов признать, что ошибался.

Ладонь Эриха потянулась к её щеке, нежным теплом пальцы скользнули по коже.