Витенька
Шрифт:
Витек прекрасно понял, что ничего хорошего для нее в этом не было, и с радостью дал увлечь себя Марианне. У дверей залы Витенька оглянулся и попрощался с родителями. Марианна провела его в свою комнату, подняла к нему подбородок, уставилась на него из-под дикой челки, а пальчиками отвернула левый отворот халата.
— Ты, мой бог, целуй свою грудь и уходи.
Вызывающе выглянула из голубого шелка и стала смотреть на Витеньку нежнейшая Марианнина грудь с черным, как у негритоски, вздыбленным соском…
Как же так? Этот Вадим тоже бог? И с ним тоже… Он даже больше и сильней, он развернул ее за
Витеньке жить стало больно и противно. Труднее всего было идти домой. Там нечего было делать. И нигде нечего было делать. Он прошел к метро, посидел на скамейке, попросил у кого-то сигаретку, стал ходить вокруг без всякой цели, как потерявшая хозяина собака, потом увидел телефонную будку, постоял возле, как будто думал о чем-то, на самом деле он ни о чем не думал, просто вошел в будку и позвонил Феликсу. Обрадовался голосу.
— Ты нужен мне, Феликс.
— Я лечу, — ответил голос Феликса. — Скажи куда.
Витенька напился быстро. Куря, сморкаясь и плача, он все рассказал. И Феликс отнесся к Витенькиной исповеди серьезно, без насмешек.
— Правильно, что позвонил, — сказал он. — Все, Витя, знакомо, только не распускайся, подави все, я тебя вылечу. Она приедет на той неделе из Франции.
Феликс был хорошим другом.
Тогда Витек не обратил внимания и не понял, кто это приедет из Франции, при чем тут Франция, даже не подумал об этом, но, когда отец начал что-то говорить о девушках или женщинах, которых кто-то нанимал, тот Витенька, который не был пьян, он связал этих девушек и Францию во что-то одно целое, но не задержался на этом, а слушал дальше отца, улавливал вкусный скрип снега под ногами, и как-то постепенно, от этого скрипа, что ли, проходила тошнота, и в голове становилось полегче и посвежей.
Борис Михайлович в общем-то пожалел спустя какое-то время, что сказал Витеньке про тех девушек или женщин, в которых сам-то не был уверен и даже забыл, от кого слышал про них, пожалел и поэтому стал выкручиваться, говорить совсем противоположное.
— Ты, Витек, умный, силы-воли у тебя хватит, да и вообще это, может быть, и хорошо даже, может, это на всю жизнь. Что ж тут плохого? Ничего плохого нет, наоборот.
Витек уже овладел собой, спокойно возразил:
— Она проститутка.
— Как? Откуда она взялась у тебя?
— Из школы.
— Откуда из школы?
— Из нашего класса.
— Ну рассмешил. Вот рассмешил, — удивлялся Борис Михайлович, но смеяться даже и не подумал, просто говорил так и держал Витеньку уже не за плечи, а под руку, потому что тот шел уже своей походкой, уверенней.
Не один раз обошли огромный свой С-образный дом, переулочком ходили, проездом, чуть ли не к проспекту выходили, а когда оказались перед своим подъездом, Борис Михайлович сказал:
— Может, спать пойдем?
— Пойдем, — спокойно согласился Витек.
Он уснул сразу.
Борис Михайлович долго рассказывал Катерине, которая все ждала, несколько раз принимала лекарства, сон не шел к ней, и сердце нестерпимо болело, и дождаться хотелось.
Когда все уже было рассказано и все переговорено, Катерина сказала:
— В субботу сходи в школу.
И уж после стали молчать, каждый думал про себя и уснул каждый
Опять пришлось ему, как и два года назад, разговаривать с барышней. Классная руководительница была так молода и, как ему казалось, легкомысленна, хотя и старалась держаться серьезно, что он уже стал жалеть о своем посещении школы. Стоял перед ней Борис Михайлович и жалел про себя, что пришел незваный, а барышня-учительница говорила, Витек тоже стоял, опустив голову.
— Вы очень хорошо сделали, что пришли сами, — говорила учительница, — мы как раз собирались познакомиться с вами, посоветоваться, не все хорошо у Виктора, не работает на уроках, не выполняет домашних заданий, жалуются все учителя, а парень способный и видный, интересный парень.
И опять в глазах у барышни-учительницы заиграло легкомыслие. Глаза заиграли.
— Вот смотри, Виктор, какой у тебя папа солидный, а ты… Правда, на музыкальных уроках он просто неузнаваем, тут все от него в восторге, и дети его любят.
— Какие дети? — спросил Борис Михайлович.
— Из детского садика, где они практику проходят. Вы знаете, когда он перешел в музыкальный класс, мы сильно опасались. Во-первых, там одни девочки, сорок девочек, и он один пришел туда мальчик, во-вторых, думали, что не его это дело — играть в детских садиках, но вот тут-то он оказался на месте, дети очень любят, когда он приходит и занимается с ними. Отзывы прекрасные.
Бориса Михайловича прямо ошеломила учительница своим детским садиком. На кого же он учится? Как та бабка, в детском саду, будет подыгрывать малышам на пианино? Борис Михайлович вспомнил старуху, которая тренькала на разбитом инструменте, когда в детский садик ходил Витенька, как они прыгали, приседали и приплясывали под это треньканье. Борис Михайлович даже слушать перестал барышню — так она ошеломила его.
— Если бы у него так было на других уроках, если бы… — вздохнула учительница. — Вы, пожалуйста, повлияйте на него, поговорите как следует. А теперь, Виктор, ты свободен.
Витек ушел. Учительница перешла на шепот:
— Хорошо, что вы пришли сами, мы ведь хотели вас приглашать, советоваться. У него, знаете, любовь. Страшная, непостижимая, непонятная, мы просто головы ломаем, такого в школе еще не было. А девочка, извините, прямо скажу, ужас. Я ведь не старушка, кое-что понимаю, но тут… Девочка, как вам сказать, ну, некрасивая, просто, знаете, не удалась, и тем не менее, тем непонятнее. Они, как склеенные, как только звонок, берутся за руки и у всех на глазах, никого не видят, не замечают, бродят, как слепые, по коридорам, как склеенные. Школьники смотрят, одноклассники, младшенькие, посмеиваются, учителя смотрят, а им ну совершенно нипочем, как будто никого вокруг, они одни. Очень странно. Последние дни, правда, не разговаривают они, не подходят друг к другу, что-то у них произошло. И вмешиваться неловко, и, знаете, оставлять без внимания тоже нельзя. Вся школа их знает. Что-то произошло. Виктор ходит как убитый. Пожалуйста, не говорите ему, что мы на эту тему беседовали, но вы должны об этом знать. Вот, вот, смотрите, только осторожней, вот идут девочки, вот смотрите, самая страшненькая из них, глаз не видно, челка эта дикая у нее. Видите? Вот это она и есть.