Витенька
Шрифт:
Когда он подошел, в воздухе еще перепархивало несколько легких пуховых перышек, а в снегу, углубившись, провалясь на четверть, лежала птица. Он поднял ее за ноги, упало несколько капель крови. Птица была мертвая, большая и пестрая, черное с белым и на самом затылке, вернее, по всей голове, перья были окрашены в чистый и густой, как кровь, красный цвет. Сначала Витенька так и подумал, что это кровь. Дома дед сказал, что это дятел. Убивать дятлов нельзя, потому что они санитары леса.
— Ну как Витек хоть? — спросила наконец Катерина. Она все приглядывалась, приглядывалась
— Ну как хоть у вас тут?
— А что? — отвечает дед. — Что ему у нас? У нас ему хорошо. Мы с ним тут дружно живем.
Катерина прикусила губу, плакать захотелось.
— Ну давай, сыночек, за старый год, — говорит она, переборов подступившую слезу. Протянула рюмку, чтобы чокнуться с Витенькой. — Давай, сынок, раз уж хорошо тут у вас.
— А чего ему с дедом плохо будет? — хвастался дед. — Парень он уважительный, дельный, на охоту ходил тут, дичину принес, убил все-таки…
У Катерины глаза вспыхнули.
— На какую охоту? С кем ходил?
— На обыкновенную, в лес, один ходил. Я вот и ружье подарил ему.
— Какое ружье? Да вы что, на самом деле? Отец, чего ж ты молчишь?!
— Зачем же, отец, ружье? — вмешался наконец Борис Михайлович.
— Ну, просит, дай, говорит, ружье, дедушка, жакан просил…
— Жакан? — воскликнула Катерина. — Как же можно? Жакан…
— Да нету у меня жакана, картечью зарядил ему.
— Картечью, о господи.
— Мам, ну что ты запричитала? Что я, маленький?
— Обращаться с оружием может, — сказал дед. — Почему не дать? Правда, кого убил, не скажу, — подморгнул Витеньке дед, — не буду говорить, это бывает по незнанию.
Катерина никак не могла успокоиться, возбудилась, в голове все этот Вовка стоял, но вслух не могла она говорить о Вовке, и Борис Михайлович о Вовке подумал, но Витенька сидит целый, нормальный, значит, ничего опасного, чего тут паниковать. Не все же, как Вовка?
— Ну, ладно, мать, чего паникуешь? Ты же видишь, вот он, твой Витек, ничего с ним не случилось.
— А чего может случиться? — удивлялся дед. — С ружьем обходиться умеет, почистил чин чином, патронташем опоясался, на лыжи стал и пошел себе, дотемна в лесу проходил. Что ж тут такого?
— Я дятла убил, — признался Витек и хорошо так засмущался. — Я не знал, что нельзя убивать дятлов.
— Дятла? — почему-то обрадовалась Катерина. — Какого дятла?
— Большого дятла, настоящего, — ответил дед.
Катерина засуетилась над столом, заприглашала, запредлагала, все еду свою, московскую, предлагала. «Вот икорка, мама, рыбку берите, давайте, а то никто не ест, — начала предлагать,
— Сколько там времени? — спросила Катерина, ей стало весело. — Сколько, отец? Может, еще разик проводим старый год? Все-таки он не совсем плохой был, давайте.
Наполнили рюмки.
— Я потом выпью, — сказал Витек, — за Новый год, мне хватит.
— Молодец, — одобрил сына Борис Михайлович, — норму свою надо знать.
— Вот бы всегда так, — не удержалась, сказала Катерина и тем самым как бы признала, что всегда у них с Витенькой плохо. Но сейчас-то действительно было хорошо и хотелось разговаривать, с ним говорить и о нем, как давно-давно когда-то. — У нас Витенька такой, — разговорилась Катерина, — он если чего захочет, то уж сделает, он ведь у нас все может, швейную машинку мне починил, в мастерскую не брали, а он взял и починил. Вот нынче кончит школу, в институт пойдет.
— В институт? — спросил дед. — Дело хорошее.
— Я не пойду в институт, — сказал Витек, почему-то улыбаясь.
— Ну и в институтах не всем учиться, — сразу согласилась Катерина, — с головой и так не пропадет, а голова у него, слава богу, каждому б такую.
— Это верно, — сказал дед, посмурнел немного. — Не всем, конечно. А почему же ты не пойдешь, Витек?
— Мне, дедушка, перерыв надо сделать, выяснить кое-что надо.
— «Кое-что», — повторил с удовольствием дед. Ему понравилось это «кое-что». С запасом, значит, растет, микитит, не сразу все выкладывает. — А что же ты, внучек, выяснить хочешь, что тебе непонятно?
— Да много чего, дедушка, разное.
И это понравилось деду. Ну что же, интересно.
— Ты слышишь, Борис? Слышишь, отец, как сын твой разговаривает? — говорил и радовался при этом дед. — Тебе-то небось нечего было выяснять, пошел в город, стал к станку — и все выяснение. С головой Витек, молодец. Но все же?
— У нас, дедушка, в классе один учится, он ни во что не верит, кончу, говорит, школу, найду местечко себе потише, чтобы никто ко мне и я ни к кому, и буду, говорит, тихо вкалывать для собственного удовольствия.
— Да он просто дурак, — перебил Витеньку отец.
— Не просто дурак, — возразил дед. — Там, значит, семья такая, в семье дело.
— Он нищий духом, — сказал Витенька. — Это все так. Но почему он ни во что не верит? Нет, не потому, что дурак. Тут он не один. Есть, что с ним согласны, есть, которым все равно, они не то что не верят, а ко всему равнодушны, все эти заботы, о которых кричат по радио, в газетах пишут, их не трогают абсолютно. Есть и приспособленцы, все делают, что надо, но про себя не верят в то, что делают. А вот ты, дедушка, ты воевал, ногу оставил на войне, во что ты веришь?