Витёныш и одноногая нимфа
Шрифт:
Мне было мерзко, как будто я провела день на помойке. Поэтому я решила принять наркоз. Мать моя конечно понимала, что у меня проблемы с алкоголем, но это не мешало ей покупать спиртное и оставлять его в холодильнике. Причём покупала она хорошие марочные вина для себя. Иногда на ночь она выпивала пару рюмок. Мне честно говоря это было не понятно, потому что с пары-тройки рюмок, она оставалась трезвой, а с четырёх ей уже было плохо. Вот кому никогда не грозил алкоголизм. Поэтому она до самой смерти не верила, что алкоголизм ,
В холодильнике стоял "Узбекистон", сладкий до приторности, но с градусами. Я взяла бутылку, стакан, и отправилась к телевизору. Как всегда днем показывали научно популярные фильмы. Я выпила стакашек, и старалась погрузиться в сюжет. Алкоголь конечно делал свое дело, но воспоминания прошедшего дня были очень мерзкими, поэтому мои мысли до сих пор находились там, на берегу, где совершенно посторонний мужчина старался лишить меня жизни через удушение. Он был возбужден и зол, но это не давало ему право так себя вести.
Мой папа, царствие ему небесное, был очень интересным человеком. И по поведению, и по реакции на жизнь. Самое матершинное слово, которое я от него слышала, это "сучка". Он не переносил скандалов и истерик, поэтому если мама начинала, а она, наоборот это любила, папа просто уходил из дома. Возвращался он часа через три, когда был уверен, что мама перекипела. А о том, чтобы он меня шлепнул или закричал на меня, не было и речи. Он всегда находил несколько слов, от которых меня накрывал стыд, и я хотела провалится сквозь землю от осознания своего поведения.
А тут на меня накинулся совершенно чужой мужчина. Накинулся со злостью, с каким то остервенением, как будто я лишила его самого дорогого в жизни. Ещё более меня удивляло то, что он сам припёрся за мной на берег, сам спровоцировал мою реакцию на свое поведение, и сам же озверел. Что это за субъект? Я тогда ещё ничего не понимала в людях, и в мужчинах, но внутренний голос намекал мне на то, что мужчина так делать не должен. Видимо поэтому меня накрыло чувство отвращения и к ситуации , и к мужчине, и ко всему прошедшему дню.
Дождавшись момента, когда начнёт действовать алкоголь, я решила принять ванну, чтобы смыть с себя все воспоминания об этом дне. К этому времени я уже грела воду в ванной с помощью большого самодельного кипятильника, который соорудил для меня Толя-охотовед. Поэтому через сорок минут я засунула свое тельце в очень горячую воду и расслабилась, мечтая о том, что грязь сегодняшнего дня смоется не только с тела, но и из памяти.
Утро следующего дня, как всегда началось с прогулки. Воспоминания о вчерашнем дне меня больше не волновали. А больше всего меня сегодня радовало то, что я прямо с утра, случайно, у любимых собачников, добыла книгу Валентина Пикуля "Каторга". Я прямо представляла, как сейчас приду домой, налью себе кофе, сделаю огромный бутерброд, и буду читать, читать, читать. Поэтому я не стала разгуливать с Ираном после того, как
Я все соорудила, как хотела, устроилась в кресле, и погрузилась в мир людей, которые проживали свою жизнь двести лет назад в страшном холодном краю. Но сильно погрузиться я не успела, так как пришёл Витька. Я открыла дверь , и замерла от удивления, но вспомнилось вчерашнее, и я почувствовала, как моё тельце покрывается мурашками. Этот идиот расшаркался, извинился, и протянул мне стакан клубники. Клубнику я, конечно взяла, с паршивой овцы, хоть шерсти клок. А Витьку выгнала, рассказав, какой цены серёжку я вчера потеряла из-за него.
Хотя не про серёжку надо было говорить, а про синяки на шее и порванное ухо. Но у меня тогда, видимо, ещё не сформировалась ценность собственного здоровья и себя, единственной и неповторимой. Поэтому я Витьке на повышенных тонах рассказывала, что эта серёжка стоит, как пальто с песцовым воротником, а он козёл, между делом просрал то, что не зарабатывал, да ещё и ухо порвал. В общем, я прооралась, и захлопнула перед его носом дверь, сильно надеясь, что это навсегда. Ягоду я поставила в холодильник и пошла читать.
Но читать у меня сегодня не получалось, каким то загадочным способом пришли ко мне в гости коллеги-охранники. Ну и конечно среди них был Степа. Вот им я всегда была рада. И конечно принесли с собой пару бутылок "Агдама", в те времена без этого было никак. Я накрыла стол, мы сели и приступили. Эти мужики сдали для меня не один литр крови, и были родными, поэтому у нас было о чем поговорить и нам было хорошо вместе. Степа, как всегда молчал, только смотрел не отрываясь на меня своими темно серыми глазами. Мне до сих пор интересно, если бы он был понапористей, я бы вышла за него замуж? Но он был тюфяк.
Но когда я пошла на кухню подрезать колбаски, Степа отправился за мной, и стал выяснять, что это у меня на шее и груди, и кто это сделал.
– Степа, ну какая разница, если эти синяки уже есть? Просто меня хотели задушить, а я была против.
– Галь, скажи кто это, я просто его убью?
– Зачем тебе это нужно, Степочка? Ведь синяки то от этого не сойдут!!!
–Я не могу на это смотреть, у меня все кипит внутри!
– Давай я тебе вина налью, и ты остынешь.
– Я не хочу остывать, я люблю тебя!
– Степа, любовь , это конечно хорошо, но пришел то ты сейчас не с любовью, а просто выпить. Да и выпить ты пришел не один, а с поддержкой. Как то не правильно.
– Когда я прихожу один, тебя нет дома, и мне приходится сидеть с твоей мамой.
– А от меня то что хочешь? Чтобы я сидела у окна и ждала тебя? Ну так не бывает.
–А как бывает? Скажи, я все сделаю, как ты скажешь!!!
– Все, Степ, успокойся, это смешно. Если ты сам не знаешь, что делать, я тебе не смогу помочь.