Витькины небеса
Шрифт:
Строительство филейского завода набирало обороты. Временно привлечённых из ИТК заключённых вскоре сменил стройбат. Наращивались темпы работ, но до завершения было ещё ой, как далеко! Всё больше народу приезжало на строительство 315-го завода из других городов. В конце августа прибыло крупное, в несколько сотен человек, пополнение эвакуированных ребят-ремесленников из Одессы.
Однажды Витька, стоя в длинной очереди за крупой, познакомился с разговорчивым шестнадцатилетним Колькой-одесситом. Колька рассказал, что их город начали бомбить с первого дня войны. Много дней горело взорванное нефтехранилище. Немцы разбомбили весь порт, затонуло множество кораблей. В этих ужасных условиях молоденькие ребята сталинского призыва ремесленных училищ продолжали ежедневно учиться и работать. Через месяц после начала войны им объявили
– Где ж вы сейчас живёте? – спросил Витёк.
– У поликлиники, в землянках, в которых до нас зеков держали, – отвечал Колька. – Ничего, нормально. Главное, здесь бомбёжек нет!
***
В самом конце августа почтальонша наконец-то принёсла долгожданное письмо от бати – потрёпанный сложенный треугольником листок, на котором обратным адресом значилось: «Действующая армия, полевая почта № …».
В письме были батины слова, записанные красивым почерком кем-то из грамотных сослуживцев: «Здравствуйте, мои дорогие мама Анна, жена Катерина, дети Витя, Таня, Маша, Толя и Алёшка! Только что наш батальон прибыл на фронт, и выдалась свободная минутка рассказать вам мои новости. Во-первых, хочу сказать тебе, дорогая моя Катенька, что ты у меня самая лучшая жена в мире. Не обижайся на меня и прости, что ушёл воевать добровольцем, оставив тебя с детьми, но по-другому я не мог. Виноват в нашей разлуке не я, а проклятый Гитлер, напавший на нашу Родину. Знай, что и я тебя простил. А фашистам от меня скоро достанется. Мы с товарищами выгоним всех врагов с нашей земли. Я вернусь, и будем жить хорошо-хорошо! Мы сейчас возводим оборонительный рубеж перед Смоленском. Роем окопы, оборудуем блиндажи. Ждём, когда подойдут фрицы, чтобы всыпать им по первое число! У нас есть приказ командования – в Смоленск врага не пускать! И мы с товарищами приложим все силы, чтобы его выполнить. И погоним фашистов с нашей земли! Оставайтесь здоровыми и пишите мне, буду ждать. Ваш сын, муж, отец Александр. 2 августа 1941 г.»
Получив это письмо, в семье не знали, что делать – радоваться или плакать? Получить долгожданную весточку от отца, конечно, радостно. Но письмо написано почти месяц назад. Все знали, что наши войска давно выбиты из Смоленска. Тяжёлые мысли бередили душу. Что же произошло с батей, с их батальоном, стоявшим на передовой? Пока всё это оставалось тревожной загадкой.
Глаза, полные горя
Вот и подошло к концу горячее, горькое лето 1941 года. Чтобы хоть как-то упорядочить снабжение населения, власти ввели карточки на основные продукты. Продовольственные нормы были невысокие, но позволяли худо-бедно существовать. Введение продкарточек облегчило Витькину жизнь. Теперь ему уже не нужно было простаивать по полдня в очередях за хлебом. И 1 сентября он, как все нормальные дети, пошёл учиться.
Всё бы ничего, но ближайшая к их деревне школа, располагавшаяся у КУТШО, была начальной, четырёхлетней. И теперь перешедшему в пятый класс Витьке приходилось ежедневно пешком топать в школу на улице Дрелевского. На дорогу уходило больше часа в один конец. Добравшись до города по грязному, размокшему по осени Филейскому шоссе, сворачивал он на Октябрьскую улицу. Шёл по ней мимо старого Богословского кладбища 4 , за которым виднелась тренировочная парашютная вышка.
4
Богословское
Октябрьская улица представляла собой широкий, поросший травой пустырь, вытянувшийся по окраине города с севера на юг 5 . По сторонам редели невысокие, большей частью деревянные дома. Посередине улицы лежала узкая дорожка, по которой проезжал время от времени редкий транспорт – телеги с запряжёнными в них лошадьми. Несколько раз в день тишину улицы нарушало урчание мотора автобуса или грузовичка, а легковые автомобили были вообще в диковинку. Глядя на проезжавшие повозки, Витька частенько вспоминал их последнюю с батей поездку в город.
5
Ныне Октябрьский проспект – главная улица г. Кирова.
Не успели ребята начать учиться, как в здание школы въехал военный госпиталь. Их классу выделили какую-то небольшую каморку ещё дальше от дому. Направляясь на учёбу, Витёк почти с середины пути видел ориентир – высокую водонапорную башню, стоявшую прямо посреди Октябрьской улицы. Рядом с этой башней они и учились.
Однажды их класс послали на субботник прибирать территорию вокзала. Вскоре к радости мальчишек, издав протяжный гудок, появился из-за поворота грохочущий паровоз. Большой, чёрный с красной звездой спереди, чадящий копотью паровоз притащил за собой вереницу разномастных вагонов и, выпустив клубы пара, замер у резервуара с водой.
То прибыл в Киров очередной поезд с эвакуированными из Ленинграда. Их было много, особенно маленьких ребятишек дошкольного возраста. Дети бросались на шеи встречавших воспитательниц и кричали: «Тётя, скажи, где моя мама?». Никто не мог без слёз смотреть на этих перепуганных бомбёжками детишек, увезённых от оставшихся погибать, защищая родной город, родителей. Надолго запомнились Витьке эти детские глаза, полные горя.
Витёк тогда ещё не знал, что пока этот поезд добирался до Кирова, гитлеровцы окружили Ленинград и началась блокада города, которая будет продолжаться почти 900 дней и унесёт сотни тысяч человеческих жизней.
***
Мама хотела перевести Витьку учиться поближе к дому – в школу села Филейка, до которой добираться от Суханов гораздо ближе, но к концу сентября стало не до учёбы. Каждый день дети ходили в лес собирать сучья на дрова: ведь зима была не за горами. Так и забросил Витёк школу до лучших времён, как и многие его сверстники.
На глазах Витьки происходило становление филейского завода. С началом войны, несмотря на возросшие трудности, связанные с нехваткой стройматериалов, темпы строительства нового завода № 315 заметно выросли. Дядя Зиновий рассказывал Витьке, как сооружались бараки для размещения производства. Один из корпусов из-за отсутствия цемента строили из дерева, крыша его держалась на нескольких сотнях деревянных столбов, поэтому внутри корпуса было как в лесу. Срочно строили электроподстанцию, другие вспомогательные сооружения.
По филейским деревням уже ходили слухи о скором прибытии эвакуирующегося завода с оборудованием и людьми, но подробностей толком никто не знал.
Весь сентябрь в скупых сообщениях Совинформбюро ежедневно говорилось об упорных ожесточённых боях на всей линии фронта. Как-то раз Витька стоял, по обыкновению, в толпе и слушал очередную сводку. Передавали, что оставшаяся глубоко в тылу противника Одесса не сдаётся, продолжает вести героическую оборону, и её защитники уже разгромили несколько румынских дивизий. Витёк глядел на лица стоящих рядом эвакуированных ребят-одесситов и видел их влажные глаза и крепко стиснутые зубы.
Вскоре проводили на войну и дядю Зиновия. Он оказался на том же сборно-учебном пункте РККА, где в своё время ожидал отправки на фронт Витькин батя. Однажды Витёк вместе с роднёй пришёл навестить дядьку. Немало удивились они тогда виду красноармейцев. Дядя Зиновий предстал пред ними в нижнем белье и каких-то замызганных башмаках. Так же были «обмундированы» и его сослуживцы.
– Формы на всех не хватает, – ругался раздосадованный дядька. – Выдали нам обмундирование, а через три дня отобрали для срочно отбывающих на фронт. Теперь неделю уж строем в исподнем ходим. Тьфу! Цирк какой-то, так их растак!