Витражи конца эпохи. Сборник рассказов
Шрифт:
Потому что должен же быть кто-то виноват в этом? Кто-то ведь управляет всеми теми безобразиями, которые тысячи лет творились на Земле, а в последние века раздуваются до размеров ада? Когда-то это необходимо остановить.
Меня переполняла гордость от того, что завтра именно я это сделаю. Каким образом я оборву жизнь фрау Штейнберг? Зарубить её, что ли, топором, как у Достоевского? Но вряд ли у Ромми найдется топор, и вообще – такой способ убийства отдает варварством. Я не сомневался, что лучше всего подойдет огнестрельное оружие. Одна пуля в сердце, другая в лоб – и все дела. Где же взять пистолет?
Я уже ни на секунду не сомневался в моем предназначении.
Утром Ромми накормила меня моим любимым завтраком – пончиками со сливками, и сразу дала понять, что всё понимает. Она достала чистую белую рубашку, заставила меня ее надеть и побриться. Затем Ромми вынула из тумбочки новенький серебристый пистолет с глушителем и протянула его мне.
– Иди же. И ничего не бойся.
Лишь одно смущало и разочаровывало меня.
– Так значит, ты познакомилась со мной только затем, чтобы я стал убийцей фрау Штейнберг? И только? А как же наши прогулки по Парижу и Лиону? Что ты скажешь о ночах, которые мы провели вместе в твоем доме? Разве наша любовь ничего не значит?
– Я давно полюбила тебя, – сказала Ромми и нежно, как мать, заключила меня в объятья. – Но так решила не я, поверь мне! Есть нечто, что намного сильнее нас. То, что мы должны совершить в жизни – у нас в крови. Мы ничего не можем изменить. Ученые называют это генами. Но это не гены, это – от Бога.
– Ты действительно веришь в то, что мировое зло заключается в этой старухе? Может быть, не все так просто?
– В старухе и в ее сыне. Он приезжает сегодня и будет здесь через десять минут. Ты должен разделаться с ними обоими.
– И что будет дальше?
– Я не знаю. Но если ты не сделаешь то, что должен сделать, всем точно будет плохо, очень плохо. Может быть, речь идет о спасении человечества.
– Спасти человечество… Что ж, это неплохая работа. Ну, я пошёл? Ты благословляешь меня?
– Да, – твердо сказала Ромми. – Надеюсь, что ты всё сделаешь быстро и точно. Желаю удачи, любимый…
Я положил пистолет во внутренний карман куртки, не оборачиваясь, вышел на улицу и прямиком направился к дому фрау Штейнберг. Почему-то я был уверен, что у меня сейчас же всё получится как нельзя лучше.
Я позвонил в звонок, нащупал шершавую сталь рукоятки оружия и стал ждать.
– Кто там? – послышался голос фрау Штейнберг.
– Почтальон, – спокойно ответил я.
– Бросьте письмо в почтовый ящик, – проскрипела старуха.
– Велено передать его вам в руки, лично.
Послышалось лязганье отворяемых замков и засовов, и я прошел в дом, не глядя на фрау Штейнберг и довольно грубо толкнув ее плечом.
– Ты все же пришел, – без тени страха произнесла фрау Штейнберг, узнав меня. – Дурак.
Я быстро закрыл дверь, вырвал из кармана пистолет и выстрелил ей в сердце. В коридоре было довольно темно, и дальше я стрелял почти наугад в бесформенную корчившуюся на полу массу. Не сразу я почувствовал, что в доме появился еще кто-то. Он вбежал с улицы и набросился на меня, но пуля тут же пробила его горло. Последним выстрелом – на всякий случай – я завершил приведение приговора
Я убил двух человек. И победил зло всего мира.
Больше на Земле мне нечего было делать.
Я тщательно протер пистолет носовым платком, выбросил его в корзину для мусора и пошел назад, к Ромми. Она ждала меня у калитки, бледная, с трясущимися губами, и плакала.
– Я сделал это.
Она прижалась ко мне, как испуганный ребенок. Мы не радовались – ни она, ни я. Просто наступило какое-то облегчение. Впрочем, очень ненадолго.
– Ты сейчас же должен уехать. Когда придет полиция, я скажу, что не знаю, где ты. Или уедем вместе!
– Ты оставайся здесь. А я уеду в Париж рано утром. Сегодня и ночью их никто не хватится. Выстрелов не было слышно. Снаружи крови нет. Ты вся дрожишь, милая. Тебе нужно принять успокоительное.
Я кое-как успокоил Ромми, напоил ее сильнодействующим снотворным и уложил на диван, а сам поднялся наверх и сел за компьютер. Часа два без перерыва я писал то, что вы сейчас читаете. Вот, собственно, и всё.
Сейчас я немного посплю, встану, оденусь, поцелую мою Ромми, малышку, и часов в шесть утра отправлюсь на вокзал. Но до Парижа я не доеду. Я еще не знаю точно, каким способом собираюсь уйти из жизни. Конечно, проще всего было бы воспользоваться пистолетом, но сразу я не подумал об этом, а теперь никакая сила не заставит меня вернуться в дом фрау Штейнберг. Может быть, я выброшусь из поезда. Или прыгну под грузовик. Неплохо было бы камнем упасть с моста. Всё это уже не имеет значения.
Что ж поделаешь, если судьба распорядилась таким образом?
Мне остается лишь надеяться, что моя жертва не была напрасной, и зло на самом деле побеждено. Но даже если так, поймите – я сам совершил зло и не имею право жить. Я не мог поступить иначе, но не могу и закончить эту историю по-другому. Всё должно иметь начало, продолжение и конец. Логика действия говорит о том, что дни мои сочтены.
Вот что следовало бы сделать – не упоминать в моих записях имя Ромми. Но я не могу так поступить, потому что она является важной частью того, что произошло, и не упомянуть её – значит солгать. Надеюсь, что Ромми выкрутится.
Прощай, малышка. Я рад, что узнал тебя.
Прощайте все, кого я любил, и те, кто любил меня.
Прощайте все те, кому было на меня наплевать.
А врагов у меня не было – и уже не будет.
май – июнь 1999
Магнит
Случаются в жизни явления, иногда необъяснимые с точки зрения обычного разума, и лишь по истечении времени, если повезет, мы иногда обретаем прозрение и способность дать им сколько-нибудь рациональное объяснение. По моему мнению, необъяснимых явлений не бывает. Всё можно объяснить, пусть ошибочно, но, по крайней мере, достаточно для себя самого, нужно лишь иметь желание и терпение сделать это. В Москве, в одном из самых больших городов мира, загадочные явления происходят не менее часто, чем в других мировых столицах, а может быть, и еще чаще, благодаря нашему в некотором роде уникальному менталитету, который мы и сами себе объяснить не можем.