Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
Шрифт:
Организованное на средства ВОКСа празднование дня рождения Шоу, на котором он произнес упомянутую выше речь, представляло собой одно из первых публичных чествований западного интеллектуала в СССР сталинской эпохи и, по существу, служило не только для укрепления дружбы Шоу с Советским Союзом, но и для того, чтобы представить драматурга советской аудитории. На праздничном вечере была весьма обширная музыкальная программа — от народного хора до выступления артистов Большого театра, перемежавшаяся речами, в которых Шоу восхвалялся как «друг» советского народа. Так, Луначарский, являвшийся основным оратором вечера, сделал акцент на великих литературных достижениях Шоу, сравнив его с Джонатаном Свифтом и Салтыковым-Щедриным, но не забыл и о том, чтобы призвать «великого ирландца» на «нашу сторону баррикад». В то же время перед Луначарским стояла и весьма деликатная задача —
Шоу воспринял призыв Луначарского с большим энтузиазмом, тем более что и ранее уже собирался двигаться в этом направлении. Он не относился к тем многочисленным посетителям Советского Союза, которые в гостях говорили одно, а дома — другое. Для Шоу потребности в самоцензуре не существовало. По существу, то, что он говорил в Советском Союзе, практически ничем не отличалось от замечаний, которые драматург высказывал в своих имевших весьма широкий резонанс выступлениях в прессе и на радио по возвращении из поездки: достаточно упомянуть утверждения об отсталости Запада от СССР, а также резкие возражения против заявлений о голоде, принудительном труде, потемкинских деревнях и отсутствии демократии в Стране Советов (все эти заявления Шоу были впоследствии опубликованы в номере газеты «Правда» от 6 октября 1931 года). А.Я. Аросев писал Сталину из Праги: «Пребывание у нас Бернарда Шоу буквально сумятицу произвело в мозгах здешней убогой интеллигенции. Лучший… представитель оказался глашатаем стремлений СССР»{637}.
Без сомнения, Аросев полагал, что Сталин хочет слышать о триумфе и росте влияния советского государства на Западе.
Драматург выполнил и даже перевыполнил все условия, необходимые для того, чтобы стать большим «другом» Советского Союза. Рассматриваемый визит ознаменовал собой «значительный сдвиг в отношении Шоу к русской революции», поскольку в начале 1930-х годов он постоянно поднимал тему фабианского сталинизма и однозначно оправдывал политическое насилие в СССР. Для советских дипломатов от культуры визит Шоу еще много лет служил одним из лучших примеров того, как приезд в страну социалистического строительства мог оказать «благоприятное» воздействие на известного западного интеллектуала. Так, в 1933 году литературный критик Сергей Динамов включил Шоу в пантеон, где уже красовались Т. Драйзер и Р. Роллан, повторив дуалистическую схему, ранее намеченную Луначарским, — славословия, приправленные приглушенной критикой не совсем коммунистических воззрений «друга». При этом Динамов вполне предсказуемо сделал особый упор на то, что Шоу все еще «стремится понять» СССР и «много еще нужно ему преодолеть». Официальная точка зрения, представленная в предисловии к переводу сочинений Шоу, изданному в 1933 году, содержала ссылку на «великий перелом» в мировоззрении драматурга после его визита в СССР, который позволил ему отбросить свою интеллигентскую нерешительность и присоединиться к лучшим — наиболее просоветским — представителям левой интеллигенции Запада. Луначарский обладал большей эрудицией, чем его последователи, и уже в своей речи, произнесенной во время визита Шоу, сформулировал основные идеологические принципы, в соответствии с которыми ирландский драматург и прочие «друзья Советского Союза», не являвшиеся коммунистами, преподносились советской аудитории в последующие годы{638}.
Два других важнейших деятеля Фабианского общества, Сидней и Беатрис Вебб, вместе создали одно из самых монументальных описаний СССР сталинской эпохи, печально известное своими некритическими оценками, — вышедший в 1935 году двухтомник «Советский коммунизм: Новая цивилизация». Эти два интеллектуала, происходившие из одной и той же страны, принадлежавшие к одному и тому же политическому течению и даже являвшиеся, как упоминалось выше, супругами, в своих симпатиях к сталинскому Советскому Союзу руководствовались различными мотивами и, соответственно, по-разному реагировали на бурные события 1930-х годов, о чем можно судить по весьма любопытным записям в дневнике Беатрис Вебб. Так, Сидней, увлекавшийся социальной инженерией, был восхищен стоящей на службе социализма всепроникающей государственной машиной и вдохновлен проектами советской плановой экономики. Как было отмечено в досье на С. Вебба, составленном сотрудниками ВОКСа в 1934 году, в первоначальной редакции книга супругов называлась «Конституция советского коммунизма», что являлось явным напоминанием об их работе «Конституция для Социалистического Содружества Великобритании», опубликованной в 1920 году и посвященной темам социальной инженерии. В то время как Шоу во всеуслышание окрестил Сталина «фабианцем», Веббы — намного более осторожно, но в столь же личностной манере — изображали советскую систему в виде практической реализации созданной ими ранее концепции демократического, кооперативного общества. Только так можно объяснить то, что в их книге 1935 года сталинизм был представлен в первую очередь как вершина развития потребительской кооперации и «общественного потребления». Даже термин «цивилизация», который они в конечном итоге вставили в подзаголовок своего труда, представлял собой своеобразную отсылку к их же работе «Упадок капиталистической цивилизации», опубликованной в 1923 году и направленной против неравенства и бедности{639}. Таким образом, Веббы, подобно Шоу, увидели в советском коммунизме осуществление тех принципов, которые они отстаивали на протяжении всей своей жизни. При этом для Беатрис, которая, так же как и Сидней, находилась под влиянием позитивизма, утилитаризма и эволюционной социологии (как и Беатрис Поттер, в молодости она училась у самого Герберта Спенсера), привлекательность советского строя базировалась на несколько иных основаниях{640}. В глубине души ее больше всего притягивали идеи справедливости, товарищеского коллективизма и равенства.
Пока Шоу пытался компенсировать свои неудачи на политическом поприще при помощи прославления «людей дела» диктаторского склада, Беатрис Вебб старалась склонить интеллектуалов-фабианцев на сторону большевиков и рассматривала бесстрашную самоотверженность русских как упрек в свой адрес, вызванный ее привилегированным положением в обществе. Действительно, знаменитая умеренность Веббов и их аскетический отказ от аристократической роскоши уже давно стали общим местом. «Начинаем по-настоящему работать над “Советским коммунизмом”», — написала Беатрис в своем дневнике 11 мая 1933 года, сославшись тут же на недавно прочитанные работы Ленина и биографию Крупской:
Удивительная концентрация и интенсивность интеллектуальной жизни и невероятная самоотверженность в тяжелых и опасных условиях, в бедности и изгнании, под бдительным оком агентов охранки, под угрозой тюремного заключения, пыток и смерти — ив окружении товарищей, находившихся в схожих обстоятельствах. Если сравнить все это с комфортом, праздностью, свободой, общественным уважением — со всем тем, что характеризует жизнь Шоу, Веббов, Уоллесов, Оливье и прочих лейбористских и социалистических лидеров, — то каким же безопасным и расслабленным представляется наше собственное существование в прошлом!
В другой записи, от 16 июля, Беатрис
Супругам Вебб, когда они в начале 1930-х годов приступили к работе над масштабным исследованием «Советский коммунизм», было уже за семьдесят, и Беатрис в своем дневнике призналась в том, чего нельзя было высказать на публике: их грандиозная работа, по ее словам, представляла собой ложное начинание, для которого у них никогда не было достаточных средств и возможностей. Тем не менее этот труд должен был явиться чем-то вроде «предварительной разведки на новом острове, проводимой знающим геологом» и «придать пикантности» закату дней супругов Вебб. Кроме того, проблема данного исследования была отчасти исчерпана, когда Веббы предположили, что советская система представляла собой реализацию проектов, созданных их собратьями-интеллектуалами, и воплощала в реальной жизни воображаемую конституцию британского социализма, которую разработали сами супруги. При этом решающим свидетельством того, как на самом деле работала рассматриваемая система, были описания, созданные ее создателями и содержавшиеся в многочисленных документах, получаемых из Советского Союза. Вполне официально опубликованные статистические данные советского государства, слепо включенные в работу Веббов, лишь частично были собраны во время их визита в СССР в 1932 году и в ходе поездки Сиднея в 1934-м. Остальные же «горы материалов» на протяжении трех лет «систематически» поставлялись супругам советским послом в Лондоне И.М. Майским по дипломатической почте{643}.
Конечно, Веббы могли периодически быть весьма наивными, но совсем легковерными их назвать нельзя. Они начали работать над своей книгой в 1933 году, когда пресса пестрела сообщениями о голоде в СССР. Племянница Беатрис, Кэтрин Доббс, была замужем за Малькольмом Маггериджем, поначалу просоветским журналистом газеты «Manchester Guardian», который в 1932 году совершил путешествие на поезде по Украине и Кавказу и при этом тайно пересылал свои заметки дипломатической почтой, а по возвращении опубликовал одно из самых откровенных описаний страшного голода в СССР из когда-либо издававшихся в англоязычном мире. «За этим дымом необычно злобного, но явно искреннего обличения Малькольмом советского коммунизма, без сомнения, скрывается какой-то огонь, — писала Беатрис 29 марта 1933 года. — Лично меня настораживает то, что у нас нет никаких доказательств обратного, а также то, что жестокие чистки в Коммунистической партии и страстные мольбы о более глубокой и последовательной работе на сельскохозяйственном фронте явно отражают страх перед катастрофой»{644}. И эта мысль не была единичной. На протяжении всех 1930-х годов в своем скрытом от посторонних глаз дневнике Беатрис постоянно выражала сомнения относительно Советского Союза, изъяны которого она могла объяснить лишь жестокостью и отсталостью населения, т.е. его «темной стороной»{645}. Супруги Вебб приезжали в Советский Союз (как вместе — в 1932 году, так и один Сидней — в 1934-м), страстно желая найти упомянутые выше «доказательства обратного» и мечтая получить их из первых рук, что помогло бы им отвергнуть тревожащие их обвинения. В частности, для Сиднея визит в СССР представлял собой возможность увидеть, как новая социальная система функционирует в реальности, — и, соответственно, каждое образцовое учреждение, посещенное им, демонстрировало, что проект действительно работает. Так, 19 сентября 1934 года Вебб побывал в двух колхозах, специально созданных для визитов иностранцев, — «Путь Ильича» и колхоз им. Ленина. Эти экскурсии полностью рассеяли его сомнения. Сопровождавший Сиднея гид ВОКСа записал его восклицание: «Какой гнусностью представляется после этого распространение легенды о голоде и нищете в СССР!»{646} Более того, определенное внимание отрицанию голода в Советском Союзе Веббы уделили в своих публикациях. В частности, они преуменьшали значение голода, именуя его «частичным неурожаем», и упоминали о пассивном крестьянском «саботаже», который, к сожалению, сделал необходимой безжалостную «ликвидацию» кулаков{647}.
17 сентября Сидней Вебб нанес визит председателю ВОКСа Аросеву и представил ему готовые части книги «Советский коммунизм» для внесения в них поправок и замечаний. Вебб показался Аросеву «дружественно и хорошо расположенным». Председатель ВОКСа уклонился от ответов на вопросы англичанина об украинском сепаратизме и сделал основной упор на «блестящие успехи нашей коллективизации», а Вебб, в свою очередь, с готовностью смеялся, когда Аросев острил по поводу реакционных взглядов западных интеллектуалов. Кроме того, прочитать еще не законченную книгу Сидней попросил и своего гида от ВОКСа — и внести в нее все исправления, какие тот сочтет необходимыми. При этом черновики нескольких глав, которые англичанин передал Аросеву, были также направлены в Институт советского права для получения комментариев от экспертов {648} . [56] Впрочем, даже имея все эти свидетельства дружественной позиции Вебба во время его визита 1934 года, советские посредники проявили удивительную осторожность перед публикацией окончательного варианта его книги. Составленное ВОКСом в 1934 году досье на Сиднея Вебба отличалось весьма сдержанным тоном, хотя в общем и целом характеризовало его отношение к СССР как «благоприятное». Аросев был не уверен, стоит ли ВОКСу давать какие-либо комментарии по рукописи Вебба, поскольку полным текстом организация не располагала. Обращаясь к Кагановичу за инструкциями, Аросев был искренне озабочен: «Это будет лишь часть его книги, остальная же часть… может быть в известной мере и степени направлена и против нас» {649} . Это лишний раз указывает на то, что даже к самым преданным друзьям советское руководство продолжало относиться с большим подозрением, а статус «друга» СССР мог быть окончательно подтвержден только для тех деятелей, которые однозначно доказали преданность советскому строю в своих публикациях и открытых заявлениях.
56
Беатрис Вебб потребовала от ВОКСа и НКИД предоставить ей официально опубликованные документы с целью избежать «ошибок и неверного понимания статистических данных из других источников» (28 ноября 1933 года) — см.: ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Д. 347. Л. 5.