Витязь 2
Шрифт:
— А разве слуга не передал вам, что я желаю назвать имя убийцы вашего внука?
Вот, к слову, он не проявил ни капли любопытства ко мне, даже несмотря на это моё заявление. Похоже просто не верит в подобное. А то как же. У него же целая толпа далеко не глупых слуг и дворян, которые носом землю роют, но у них ничего, а у сопляка, зятя Зарецких, всё на блюдечке.
— Именно по этой причине вас проводили ко мне, а не вышвырнули на улицу. Итак?
— Услуга, за услугу, ваша светлость.
—
Между прочим, никакого пренебрежения. По местным законам я юноша и есть, ну или парубок. Совершеннолетие наступает в двадцать один, мне же первого июня только двадцать исполнится. М-да. Суетный какой-то год выдался.
— Я говорю с человеком, который по непонятной причине решил снизойти до выскочки из худородных дворян и направить по моему следу убийцу. Не думаю, что сильный дар, является достаточным для этого оправданием. У вас вообще нет ни единого повода даже замечать меня. Ольга, её родители, дед, но не я. Однако вы всё же снизошли.
— Громкие заявления.
— Либо мы обмениваемся именами, либо я просто уйду и уже сегодня «Московские ведомости» напечатают мой очерк о том, как я оказался посреди вражды двух родов, и как вы изволили изваляться в грязи. Мои, как вы можете сказать, голословные заявления будут подтверждены общеизвестными фактами. Даже если допустить, что изложенное мною ложь, а это правда, ни вам ни Зарецким до конца так не отмыться. Репутационные потери серьёзно так перевесят мою смерть.
— И вы ударите по руке кормящей вас? — старик хмыкнул и откинулся на спинку кресла.
Ну вот, давно бы так. В его взгляде появился огонёк любопытства. А то смотрит словно меня и нет. Б-бесит, йолки.
— А я просил Зарецких меня покормить? Я вообще хоть у кого-то, что-то просил. Да меня даже в московский универ силком затащили, а после не спрашивая женили. Осчастливили, благодетели, м-мать. Так что кусаться буду самозабвенно, даже не сомневайтесь.
— Допустим. И что вы сделаете после того как узнаете имя нападавшего на вас?
— Вызову на дуэль, и убью к Бениной маме.
— Полагаете, кто-то пожелает драться на честном поединке с вещим?
— Я готов подтвердить при свидетелях или подписать бумагу, что не возражаю по поводу использования моим противником зелий усиливающих ловкость и быстроту. Вкупе с богатым боевым опытом противника, это вполне компенсирует мою способность.
— Но в этом случае уже он может убить вас… к Бениной маме.
— Согласен. Но тут такое дело, что на поединке у меня есть шанс, на улице шансов нет. Я либо решаю эту проблему, либо рано или поздно он меня достанет.
— А если я прикажу ему прекратить?
— Он уже трижды пытался меня убить, и трижды потерпел неудачу. Да его самолюбие
— Ну и кто первым назовёт имя?
— Разумеется вы. Причём я ещё должен буду и удостовериться в том, что это действительно он.
— Уверены, что сможете его опознать?
— Однозначно. Я видел его глаза. Мне этого будет достаточно.
— Допустим вы получите своё. Где же тогда гарантии, что я получу своё.
— Моё честное слово.
— То есть, вы моему верить не желаете, а я вашему должен? Забавно.
— У вас нет повода обвинить меня в нечестной игре. У меня есть.
— А вот это было дерзко, юноша. — Во взгляде князя блеснула сталь.
— Мне терять нечего, ваша светлость. Либо выживу, либо сдохну.
— Резонно. Еремей. — Повысил он голос.
— Да, ваша светлость. — Тут же появился в дверях дьяк старого князя.
— Немедля вызови ко мне Рыкова. И прикажи подать чаю.
— Если можно кофе. — Попросил я.
А что такого? Наглеть так наглеть. Хуже точно уже не будет.
— Чаю и кофе. — Хмыкнув уточнил старик.
— Слушаюсь. — Обозначил поклон дьяк и вышел из кабинета.
В полном молчании мы успели выпить по чашке, когда дверь отворилась и в кабинете появился худощавый мужчина средних лет. Я узнал его сразу же. Разумеется во всех случаях он прибегал к гриму. Но ни один грим не сумеет замаскировать глаза, которые зеркало души. А я их рассмотрел хорошо, когда раз за разом применял предвидение во время покушения у матушкиного дома. Иное дело, что это не та примета, которую можно указать в розыскных листах.
— Ваша светлость. — Поклонился он хозяину кабинета.
— Афанасий Петрович, сей молодой человек желает закрыть с вами вопрос поединком. При этом не возражает если вы используете зелья усиления ловкости и быстроты.
— Учитывая его способность, вполне справедливо, но его практический опыт владения клинком несопоставим с моим. — Не моргнув глазом, ответил гость.
— Он это понимает. — Хмыкнул князь.
— В таком случае, я готов. Признаться мне надоело из-за него терять своих помощников.
М-да. Что там говорят про дворянскую честь, благородство и тому подобную дребедень? Вот смотрю я на эту парочку, и понимаю, что благородство не в происхождении и не в образованности, а в людях. В этих нет ничего кроме дерьма. Как и во многих других дворянах. Есть конечно же и иные, и их большинство, но они заперты в рамки условностей созданных меньшинством для более ловкого манипулирования. Вот и я вынужден подстраиваться под укоренившиеся правила.
— Никита Григорьевич? — посмотрел на меня старый князь.