Витязь на распутье
Шрифт:
– Он стал учителем философии у юного Федора Годунова в последний год правления царя Бориса, – начал Сапега, но был бесцеремонно перебит королем.
– Все это, равно как и о его пребывании в Путивле, где он непостижимым образом в самые короткие сроки втерся в доверие к Дмитрию, а также о том, что он с верными жолнерами сумел спасти Федора Годунова от смерти, я уже слышал ранее. Меня интересует иное: какие цели он преследует? Должна же быть у него какая-то цель? – И Сигизмунд вопросительно уставился на Сапегу.
Массивная нижняя челюсть – характерная особенность всех представителей
«Недаром королю из всех собак больше всего по душе именно они, хотя для его любимой охоты куда лучше наши быстроногие польские борзые. Пожалуй, для вящего сходства ему сейчас не хватает только слюны из уголков рта», – не преминул отметить Сапега.
– Цель проста, – пожал плечами он. – Ныне князь Мак-Альпин – самое доверенное лицо царевича. Если последний в результате переворота придет к власти, князь займет в Московии точно такое же положение, какое некогда было у покойного Бориса Федоровича в период правления царя Федора Иоанновича.
– Но Федор Иоаннович был женат на сестре Бориса, – возразил король и еще раз вспомнил отказ Дмитрия от женитьбы на Анне.
– Князь отважен, недурен внешне и весьма умен. Не вижу, кто может помешать ему жениться на сестре Федора, – снова пожал плечами Сапега. – К тому же, как я слышал, царевна не только молода, но и весьма пригожа, так что это не станет для него некой жертвой в угоду честолюбивым планам.
Сигизмунд настороженно уставился на канцлера. Неужто нахальный литвин осмелился таким образом намекнуть на непривлекательность Анны, грубоватые черты лица которой в полной мере сохраняли все фамильные недостатки Ваза, или ему показалось? С минуту король лишь шумно сопел, набычившись и не говоря ни слова. Однако невозмутимый взгляд Сапеги слегка успокоил Сигизмунда, и он решил, что ошибся.
– Кто может помешать? – повторил король слова канцлера и твердо ответил: – Мы. И не только можем, но и должны. Князь слишком отважен и слишком умен. Кроме того, насколько мне помнится, он еще в Путивле принял веру схизматиков и от этого неугоден нам вдвойне. Если он заключит такой брак, то… Словом, мой долг по-отечески предостеречь московского государя, обратив внимание на опасность, исходящую из этой женитьбы. Также надлежит отписать, что в просвещенных странах давно не принимаются во внимание подобные варварские вещи вроде так называемого божьего суда, который якобы устанавливает истинную справедливость. Вам ли, как инициатору создания выдающегося документа правовой мысли Европы – Статута Великого княжества Литовского, – это не знать, – щедро отвесил он комплимент Сапеге, и тот, польщенно улыбнувшись, охотно поддакнул:
– Любой юрист лишь презрительно фыркнет, узнав о таком приоритете пресловутой справедливости, да еще исходящей из диких старинных обычаев, над цивилизованным правосудием, – охотно поддакнул канцлер.
– Следовательно, князь Мак-Альпин по-прежнему повинен в гибели двенадцати…
– Пятнадцати, – быстро поправил Сапега.
Сигизмунд умолк и раздраженно уставился на своего собеседника. Определенно, этот литвин вздумал поучать короля.
– В данном случае количество погибших роли не играет, – сухо произнес он после паузы. – Главное, что князь Мак-Альпин продолжает оставаться в наших глазах виновным, и никакой божий суд его вину снять не в силах. Кроме того, помнится, я вам поручал узнать о его ближайших родственниках в Европе. Действуя через них, если они исповедуют истинную католическую веру, мы могли бы более успешно влиять на него и добиться…
– Увы, но найти их так и не удалось, – развел руками Сапега.
– То есть как не удалось? – опешил Сигизмунд, от неожиданности даже забыв сделать канцлеру внушение за то, что тот вновь осмелился перебить своего короля. – Ни одного?!
– Его отец в свое время тоже перебрался на Русь, женившись на княжне Марии Долгорукой, – пояснил Сапега. – Далее его следы теряются. Он вроде бы бежал от царского гнева куда-то на Восток, к варварам…
– Бежать от варваров к еще более диким варварам не очень-то умно, – прокомментировал Сигизмунд.
– Там он вместе с женой попал в плен, – невозмутимо продолжил Сапега, пропустив мимо ушей саркастическое замечание короля, – затем освободился, но вернуться на Русь не успел, скончавшись.
– Так, может, молодой князь вовсе не его сын? – предположил Сигизмунд. – Все-таки в плену возможно всякое и…
– Сходство, – покачал головой Сапега. – Со времени бегства его отца прошло более тридцати лет, но моим людям удалось отыскать двоих, кто видел его, и они в один голос уверяют, что сходство разительное.
– Получается, что нынешний князь наполовину русский, – осуждающе заметил Сигизмунд. – Тогда он еще опаснее для нас – уж слишком много у него достоинств. А если добавить, что он еще и потомок древних шотландских королей, то…
– А вот это спорное утверждение, – возразил канцлер.
– То есть?!
– Моим людям не только не удалось разыскать ни одного его родственника. – И Сапега многозначительно посмотрел на короля. – В Италии никто из опрашиваемых и слыхом не слыхивал о княжеском роде Мак-Альпин. Вообще.
– Как такое может быть? – озадаченно осведомился Сигизмунд. – Получается, твои люди не там искали или не у тех спрашивали.
– Они сумели бы отыскать иголку в стоге сена, – чуточку обиженно заявил канцлер, – а уж людей тем паче.
– И тем не менее не нашли. Очевидно, заниматься поисками иголок им привычнее, – хмыкнул Сигизмунд.
– Мне думается, что дело в другом. Отыскать иголку в стоге сена возможно лишь при условии, что она там находится, – хладнокровно ответил Сапега. – Если же ее там нет…
– Ты хочешь сказать, что князь Мак-Альпин… – протянул король и, не договорив, вопросительно уставился на канцлера.
– Именно это я и хочу сказать, – подтвердил Сапега.
– Но раз так, то это обстоятельство решительно все меняет, – оживился Сигизмунд. – Вот только не получится ли так, что твои люди все-таки недоглядели и мы можем оказаться в глупом положении?