Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
Прорицатель взял в руки посох:
– Видишь, он похож на посох русских монахов. Но он не будет твоим проводником в обитель. Наоборот, он будет препятствием… Но ты сделаешь так, как сделаю сейчас я, - Фериборз поднес посох к волосатой, темной от загара груди и резко переломил его…
Всю дорогу до ханского дворца Дарнаба раздумывал над тем, что увидел и услышал в пещере.
«Сома… Давно ли Мамай пистрастился к этому напитку? И почему иранец так назвал его. Ведь в «Авесте» он зовется хаумой… - Дарнаба вспомнил строки священных иранских гимнов.
– «Я призываю исцеление тобой, о золотистый хаума, - силу, победоносное исцеление, энергию для тела, всестороннее знание. О хаума-царь, продли нам строки жизни, как солнце весенние дни. Продли нам жизненный
Хаума-сома, - вспоминал Дарнаба, - сок, обладающий сильными наркотическими свойствами, приводит человека к видениям, бессознательному состоянию… Сомой зовут его индийские жрецы. Они пьют его во время пения священных заклинаний - мантров. Сома - отец гимнов, владыка песни: опьяненный им подобен чародею, знающему силу божественных заклинаний.
Сома - процветание и свет, сура [73]– несчастье и темнота. Почти такими словами укорял меня Мамай, словно уподобляясь индийским жрецам… Но ведь индийские жрецы-прорицатели служат во дворце хана Синей Орды Тохтамыша, там-то я и видел на указательных пальцах жрецов перстни со львами, впаянными в ободки, и кубки с изображением грифов, держащих в пасти головы оленей… Да никакой ты не иранец, Фериборз, а тохтамышев шпион! И не словами ли хана синеордынца ты подстрекаешь глупца Мамая к походу на Русь, чтобы открыть Тохтамышу путь в Золотую Орду… - От этой догадки Дарнаба вспотел, лицо его запылало, а с губ вот-вот готово было слететь признание. Но он промолчал, искоса поглядывая на Мамая, с опущенной головой скакавшего рядом.
– Почему он позвал меня к Фериборзу? Что за этим кроется? Может, в чем-то подозревает меня и не хочет ли об этом спросить меня?.. Посмотрим».
[73] Сура – название обычного «светского» хмельного напитка.
Мамай вдруг поднял голову и пристально посмотрел в глаза итальянцу:
– Дарнаба, ты веришь в священные гимны «Авесты»?
Непонятная злоба захлестнула итальянца; он вспомнил насмешки над собой Мамая. А разве не он, Дарнаба, привел генуэзскую рать на помощь повелителю, разве не он служил ему верой и правдой?!.
– Да, повелитель, верю, - твердо сказал Дарнаба.
Что-то похожее на укор совести слегка кольнуло сердце: а как же воины? И его славные арбалетчики? Разобьют Мамая - погибнут и они…
Но соблазн отомстить был велик. Представится ли еще такая возможность - неизвестно. В данный момент Дарнаба готов был пожертвовать жизнью тысяч своих соотечественников.
«От судьбы не уйдешь», - сказал он себе, откинувшись в седле. Может быть, синеордынцам известно что-то большее, может быть, Тохтамыш знает про русских то, о чем и не догадывается этот бывший темник?..»
Глава 3. УРОЧИЩЕ ЧЕРТОЛЬЕ
Размышляя о Тохтамыше, Мамай недооценивал его силу.
У правителя Синей Орды были на Москве свои люди, доносившие обо всем, что там делалось. Под видом торговцев, ремесленников, толмачей [74] жили они в районе Балчуга и Ордынки - дороги на Орду, к югу и юго-западу от Кремля. Ранее их поселения группировались вокруг баскакского двора, но митрополит Алексий баскаков потеснил с чудного места и основал Чудов монастырь.
Внизу монастыря находилось урочище Чертолье, овражистое и буерачное, заросшее лопухами и лебедой.
[74] Толмач – переводчик.
За два месяца до того дня, когда Мамай ездил на правый берег Итиля к Фериборзу, в одном из оврагов подмосковного Чертолья произошел разговор.
…В овраге протекал ручей. В одном месте ручей сильно расширялся и образовывал озерцо. Вокруг него трава была выбита
Два человека сидели на пригорке под прикрытием огромных лопухов чуть выше ив, полощущих свои ветви в воде. На головах малахаи, ноги обуты в одинаковые по цвету сапоги на мягкой подошве, без каблуков. Впрочем, цвет сапог определить было трудно, они густо покрылись дорожной пылью.
Судя по одежде и языку, на котором люди говорили между собой, они должны были быть ордынцами. Но на ордынца походил только один, второй - узконосый, до черноты загорелый, смахивал на индуса или персиянина.
– Фериборз, мы знаем, что ты маг и прорицатель. Мы ценим тебя за верную службу, - говорил ордынец, поигрывая камчой.
– Но я считаю, что лучше всяких прорицаний неоспоримые истины. А они нам стали известны, и ты должен донести их до уха светлейшего Тохтамыша. Пропускная пайцза при тебе?
– Да.
– Хорошо. А известно нам стало вот что: зимой князь Дмитрий вместе с двоюродным братом Серпуховским и Пересветом, присланным из Троицкой обители, со своими дружинниками под видом иноков ездили на Рясское и Куликово поля. И выбирали они место не для игры в городки. Знаешь, у русов есть такая игра: кладут в фигуры березовые чурки, а потом бросают дубовой, обитой железом палкой по этим фигурам - чурки летят по сторонам. Мне нравится эта игра… Значит, не сомневается московский князь, что пойдет на него Мамай, этот выскочка. Ух, попадись он мне, - сверкнул глазами ордынец и хлестнул камчой по зеленому листу лопуха, развалив его пополам.
– Я, племянник великого Тохтамыша, истинного потомка Потрясателя Вселенной, вынужден жить со всяким сбродом на Москве, пропахшей торфяными дымами, и быть соглядатаем… - он остановил рукой собеседника, пытавшегося что-то сказать.
– Молчи, индус, ты ведь тоже шпион, выдающий себя за иранского мага и прорицателя… И тоже вынужден прозябать на чужбине не по своей воле. Знаю.
Лошади, напившись, замотали головами, отгоняя назойливых мух.
– Мы, как дервиши, скитающиеся по пустыне жизни, - продолжил ордынец, - как русские иноки, но без посохов… Иноки, прежде чем ступить на незнаемое место, посохами пробуют, где лучше поставить ногу. Вот московский князь и его брат зимой и прощупывали посохом, присланным попом Сергием, будущую дорогу к битве. И еще нам стало известно, что были их люди у рязанского князя, и тот прислал с одним на Москву грамоту. Содержание её нам неведомо, но мы знаем человека, который её доставил. Думаем его изловить. Можно только догадываться, о чем это послание. Может, рязанский князь хочет воевать вместе с Москвою против Мамая?! Это было бы нам на руку. Тогда Мамай не устоит, и наш повелитель сядет в Золотой Орде, - ордынец сунул камчу за сапог.
– Ты, Фериборз, шамань Мамаю, вари из мухоморов и бирючьих ягод свою сому, трави его и толкай идти на урусов… Как только Синяя Орда завоюет Русь, мы пошлем свои тумены туда, куда не хаживал даже сам Потрясатель, - в Индию, на твою родину, и эти тумены поведу я, Акмола, - гордо вскинул голову племянник Тохтамыша.
– И когда я завоюю эту страну, то посажу в ней эмиром тебя. А сейчас в путь, Фериборз, и помни, что я тебе сказал…
Подозвав коней, спустившихся в поисках сочной травы чуть ниже водоема, ордынец и индус вскочили на них и пустили галопом по направлению к Москве-реке. Вдруг Акмола осадил лошадь и показал рукой спутнику: заверни за высокое раскидистое дерево.
– Слышишь конский топот?
– прошептал племянник Тохтамыша.
– Переждем.
Из-за высокого лесистого берега Москвы-реки вскоре появилось двое всадников. Они оживленно о чем-то говорили. Приглядевшись, Акмола узнал московского князя и его брата Серпуховского. Многое бы он отдал, чтобы узнать, о чем шел разговор. Но сзади, чуть поодаль, скакали дружинники, и, чтобы не быть обнаруженными, Акмола и Фериборз поворотили коней, прячась за кустами, и спустились опять к оврагам Чертолья.