Витязи в шкурах

Дроздов Анатолий Федорович

– Это литература.

– А мы с тобой?

– Это реальность, – согласился Вольга. – Которая, однако, не означает, она в состоянии изменить ход истории. Прости, но мне кажется, что истории на нас наплевать. В двадцать первом веке пропали бесследно два мужика. И что? Их десятки тысяч каждый год пропадает, многих так и не находят. В двенадцатом веке двое прибавилось. История это заметит? Сомневаюсь. Я убил шестерых половцев и, дай Бог, еще убью – что с этого? Они тысячами гибнут здесь каждый год. Русские люди тысячами мрут от болезней, ран, голода, наконец. Это сильно тревожит

историю или возмущает ход времени? Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь роль личности, и своей, в частности.

– Тебе бы лекции в Сорбонне читать!

– Даст Бог – буду!

– Что предлагаешь?

– Прогоним половцев, будем думать, – предложил Вольга. – Пока надо набег отбить.

– Как? – в очередной раз вздохнул Кузьма. – У меня нет автомата Калашникова и ящика патронов. У меня и там автомата не было.

– А порох сделать?

– Рецепт помнишь, историк?

– Ну… Греческий огонь: шесть частей селитры, одна часть серы и еще одна – древесного угля.

– Почти правильно. Семьдесят пять процентов селитры, серу и уголь можно поровну. Уголь желательно ивовый. Смолоть все на шаровой мельнице (шары из бронзы – не дай Бог искра!). У меня отец был охотником, в советские времена было трудно с порохом, сами делали. Угля здесь навалом, сера есть, а где взять селитру? Да еще калийную, натриевая не годится – после намокания не горит. Это у нас селитра каждом магазине для дачников – удобрение. Кроме того, – развел руками Кузьма, – если сделать порох, то как его использовать? Пушки лить еще не научились, пищаль даже Людота не скует. А если бы и сковал – толку! Здешние составные луки бьют дальше и сильнее. Огнестрельное оружие в свое время вытеснило луки не потому, что эффективнее. Лучника обучить сложнее, и не каждому дано… Разве что гранаты самодельные порохом набивать? Как в петровские времена. Поджечь фитиль, размахнуться…

– Пока бросишь, из тебя ежика сделают! – мрачно заключил Вольга. – Я видел, как здесь стреляют. Из лука и арбалетов. Самострелов по-местному…

За столом надолго воцарилось молчание. Первым нарушил его Кузьма.

– Маргариту каждую ночь во сне вижу. Только ее. Смотрит и ничего не говорит – словно упрекает. Я ведь обещал, что вернусь через неделю. Двое детей на руках, сын только-только ходить начал. Сказали ли ей хоть что-нибудь толковое, или тоже засекретили? Подумает еще: сбежал! Бросил…

– Что-то сказать должны.

– Думаешь, кто-нибудь представляет, где мы? Пойдут искать? В двенадцатый век?

– Вряд ли.

– И я так думаю. В пещере был взрыв, решат, что нас по стенкам размазало. Ход заваленный разбирать не станут.

– Разберут. Вдруг под завалом – террорист!

– Нахрен он им нужен? Заложницу спасли – операция выполнена. Есть потери, но не из числа своих. Двое без вести пропавших. Кто и когда в России их искал? А я сына больше месяца на руках не держал. Забыл, как он пахнет.

– Не береди себе душу.

– Столько времени в себе ношу… Я всю жизнь о сыне мечтал. Когда родилась Вика, даже расстроился. Потом, конечно, рад был ей. На руках держал, разговаривал… Когда с первой женой развелся, не думал даже, что у меня

еще дети будут. А он такой… В одиннадцать месяцев сам пошел – просто сполз с дивана и потопал. Когда я с ним разговариваю, кажется, все понимает, только не говорит пока. Как они без меня будут? Вику первая жена к себе в Германию заберет, это точно, а там ее новый муж – фашист недорезанный. Рита Вику полюбила, да и девочка к ней льнет…

– А к братику?

– От кроватки оттаскивали. Она еще совсем ребенок, а тут кукла живая. Затискала. Я думал ревновать будет, а тут наоборот. Эх!..

– Выпьем! – решительно сказал Вольга, хватая баклагу.

– Надеремся! – Кузьма нерешительно взвесил в руке полную до краев чашу.

– Сам говорил: не отрава! – хрипло засмеялся Вольга. – Проспимся, рассольчику с утреца попьем. Для чего мы здесь собрались?..

– Схожу я в нужной чулан, – сказал Кузьма, ставя на стол пустую чашу. – Ты уж не буйствуй…

Пение он услыхал, возвращаясь. Сильный, с хрипотцой баритон, казалось, проникал в каждый уголок старых хором – от первого до второго этажа.

То не ветер ветку клонит,

Не дубравушка шумит,

То мое, мое сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит.

То мое, мое сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит…

Кузьма не стал заходить в комнату, остановился в дверях, рядом с Марфушей. Вольга пел самозабвенно, помогая себе движениями рук и мимикой лица.

– Говорил же ему – крепкая! – покачал головой Кузьма.

Вольга, словно отвечая, грянул еще громче:

Извела меня кручина,

Подколодная змея.

Ты гори, догорай моя лучина.

Догорю с тобой и я…

– Что это он? – испуганно спросила Кузьму Марфуша.

– По суженой своей убивается. Невесте, что в той стороне осталась.

– Она красивая?

– Очень. На тебя похожа. Вы с ней – как сестры.

– Смеешься, боярин! – обиделась Марфуша. – Какая я красивая? Рыжая и тощая.

– В нашей стороне такие – самые красивые, – Кузьма погладил ее по голове. – У нас толстых не любят. Увидел он тебя и затосковал. Глянь, еще и заплачет!

Словно отвечая ему, Вольга смахнул ладонью буйную слезу и продолжил с надрывом:

Не житье теперь без милой,

С кем пойду а-а-а к венцу?

Знать судил, судил мне рок с могилой

Повенчаться, молодцу…

Допев, Вольга уронил голову на сложенные руки. Кузьма вздохнул и подошел к столу. Бесцеремонно сдернул гостя с лавки, закинул его правую руку себе за шею.

– Дуня! – всхлипнул Вольга, увидев метнувшуюся на помощь Марфушу. – Солнышко мое ясное! Как я тебя люблю, милая!..

– Скажи Меланье, что рассолу ему возле ложа поставила, – сказал хозяйке Кузьма, подхватывая качнувшегося Вольгу за талию. – Утром как найдет…

– Сама отнесу, боярин, – ответила Марфуша, беря со стола светильник. – И сапоги сыму, и одеялом укрою. Ты его только до опочивальни доведи.

Она взяла Вольгу под левую руку. Но он высвободил ее, обнял Марфушу за плечи и крепко прижал к себе. Марфуша ойкнула, но вырываться не стала…

Глава восьмая