Витязи в шкурах
Шрифт:
– Нет! – заторопился Заячья губа, доставая из-за пояса камчу. – Я сам!
Пленник после третьего удара понял, наконец, что от него хотят, и стащил с ноги второй сапог. Бросил его под ноги Заячьей губе, встал и, не спеша, побрел к половецкому стану.
– Ты куда! – закричал Заячья Губа, сунув в мешок сапоги. – Стой!
– Он тебя правильно понял! – засмеялся широкоскулый. – Пошел верной дорогой. Ты чем недоволен?
– Сейчас я ему! – сердито сказал Заячья Губа, вскакивая в седло.
– Изобьешь в кровь,
– Правильно! – согласился Заячья Губа, шаря в сумке. – Я, как продам раба, тебя в гости позову, много кумыса выпьем. Хороший совет!
Широкоскулый вместо ответа тронул бока коня пятками сапог…
Двое русских на стене Путивля наблюдали за этой сценой. Когда Микулу заставили снять рубаху и приложили раскаленное клеймо к плечу, Кузьма сморщился.
– Первая часть удалась, – сухо заметил Вольга, – он в полоне. Я, признаться, боялся, что не получится, бросится он на них. Зарубили бы сходу. Удалось тебе…
– Сам вызвался. Никогда не встречал человека, чтоб так легко на верную смерть шел.
– А сам?
– У меня больше шансов выжить.
– Рассказывай!.. По-прежнему хочешь один?
– Вдвоем мы будем мешать друг другу.
– В пещере не мешали.
– Другая ситуация.
– Здесь хуже. Целое войско под стенами.
– С войском не справиться и вчетвером. Один не бросается в глаза.
– Кто на нас смотрит? Где один, там и два…
– Ну что ты пристал?! – сердито повернулся Кузьма к другу. – Договорились ведь! Не хочу я, чтоб ты со мной шел! Толку от твоего участия мало, а вот сгинуть на пару… Хоть один домой вернется!
– Вместе пришли, вместе и уйдем.
– Если все обойдется, и я вернусь в Путивль, кто мне поможет?
– Улеб. Сразу двоим.
– А вдруг у него не получится? Ты хоть знаешь, что и как.
– Тогда пойду я. Ты будешь ждать.
– Ты слишком молодой и горячий.
– Ты у нас спокойный и мудрый! Кто еще совсем недавно кипел, как чайник?
– Как я смогу твоим в глаза смотреть, если что случится?
– А я?
– Сможешь. У меня двое детей, сестра, брат, племянники… Я хоть что-то оставил после себя на земле. А ты единственный у родителей, своими детьми не обзавелся. Таких в старые времена даже в войско не брали.
– Не ожидал от тебя такого самопожертвования.
– Выбора нет. Не пойду, забросают город шереширами. Сгорим!
– Пробьемся!
– Через такую орду?! Убьют или, что того хуже, возьмут в полон. Поставят клеймо, как Микуле, а затем продадут на невольничьем рынке грекам.
– Я всю
– Ты не увидишь. Посадят нас в галеру, прикуют к скамьям… Будем сидеть там в собственном дерьме и веслами ворочать пока сдохнем! Ты этого хочешь?
– Лучше уж в бою…
– Пошли спать. Голова трещит. Следующей ночью спать не придется.
– Не тебе одному…
Волк бесшумно бежал под высоким берегом речной поймы, стараясь держаться темных мест. Полная луна еще только выкатилась над зубчатой кромкой леса, и берег отбрасывал длинную тень – достаточную, чтобы укрыть не только волка, но и небольшой отряд всадников. Но всадников не было. Только одинокий зверь оставлял за собой узкий след на росной траве, и след этот невозможно было различить даже в двух шагах – настолько темно было в этот час.
В нужном ему месте волк остановился, осмотрелся и прислушался. На сотню шагов во все стороны было ни души. Тогда зверь стремительными прыжками помчался вверх по склону. Оказавшись на вершине пологого берега, замер, вглядываясь в открывшуюся его взору картину.
Все огромное пространство вдоль обоих берегов Сейма напоминало звездное небо. Только это небо, в отличие от того, что смотрелось сейчас в темные воды реки, не выглядело мирно. Сотни костров пылали на заливном лугу, всполохами освещая шатры, кибитки, телеги и другие, трудно различимые даже в лунном свете и потому непонятные глазу предметы. Возле костров мелькали тени, но их было немного – войско легло спать, оставив у огней дежурных.
Волк долго смотрел вниз, прислушиваясь и принюхиваясь. Звуки, улавливаемые его острым слухом, были мирные: ржание коней, мычание волов, редкие возгласы людей. Легкий ветерок доносил до него горький запах сгоревшего на углях мяса, кисло пахло конским потом и прелыми шкурами. Запаха, который старательно вынюхивал зверь, не было. Волк так долго стоял на берегу, что стал похож на изваяние – будто кто-то по неведомому промыслу поставил здесь истукана; то ли для отпугивания чужаков, то ли для предупреждения своих об опасности.
Ветерок, веющий от реки, усилился, и волк шевельнулся, уловив в богатой струе запахов тонкую резкую струйку. Закрутил мордой, определяя направление. Затем осторожно двинулся вниз по склону.
Оказавшись на лугу, зверь повел себя еще осторожнее: прятался в тени шатров, светлые участки поймы проскальзывал мгновенно, либо вообще полз, чтобы не попасть под взгляд сидевших у костров половцев. Немало времени прошло, прежде чем волк оказался у высокого шатра, рядом с которым стояли две груженные до верху крытые повозки.