Вий
Шрифт:
Ползунов махнул рукой:
— Да чёрт бы с ним, с пауком. Надо будет — нового смастерим… О тебе беспокоюсь.
— Ой, вот этого точно не надо. Побеспокойся лучше об Александре Дмитриевне. — Я посмотрел на Урюпину, ты опустила взгляд и мило порозовела. — Я её из конторы выдернул ни свет ни заря. Небось, даже позавтракать не успела.
— Ох! — Ползунов всплеснул руками. — Александра Дмитриевна, простите великодушно! За всеми этими треволнениями совершенно упустил из виду…
Дослушивать я не стал. Повернулся к Амвросию.
—
— Э, нет, — Амвросий покачал головой. — Я за этой тварью уж сколько бегаю. Передать не могу, как мечтаю мечом его пронзить! Давай, Знак сейчас изображу. Прыгай за мной.
Мы вышли во двор.
Амвросий начертил на земле Знак и исчез.
— Вставай сюда, — приказал я пауку.
Тот послушно встал на Знак. Я уселся на паука. И повторил мечом очертания.
Ну… Такое. Тварная природа паука всё-таки давала о себе знать. От перемещения металл мгновенно раскалился, и после переноса я взлетел со спины паука стрелой.
Мы стояли позади какого-то длинного приземистого строения. Явно не у парадного входа — судя по запущенности вокруг. А неподалеку стоял Амвросий.
Я удивился. Отчего-то был уверен, что новый знакомый поведёт меня в лес.
— Ну? — обратился к Амвросию. — Рассказывай.
— Я эту тварь давно выслеживаю. — Амвросий скрипнул зубами. — Ты понимаешь — мануфактуру он открыл!
— Чего-чего? Колдун — мануфактуру?
— Ну. Совсем уже эти твари распоясались. Хотя, и то сказать — колдун ведь умеет в человека перекидываться. Работниц нанять может, жалованье платить может. Здесь, на мануфактуре, полотно ткут, а с полотна саваны погребальные шьют. Хозяин их продаёт. Задёшево, от бедняков отбою нет. И всё бы ничего, да только покойнички в тех саванах долго не залеживаются. Закопают такого — а через месяц лови по кладбищу свежего вурдалака… Колдун — здешний хозяин, точно тебе говорю.
— Это ты так думаешь, или амулетом проверял?
— Да как я проверю? Он отсюда не выходит почти, внутри сидит. И разрешение на охоту мне Мефодий так и не дал. Сперва, мол, выяснить надо. А то придёшь амулетом швырять в уважаемого человека, а он потом жалобу напишет.
— Бардак, — покачал головой я. — То ли дело, у нас в Смоленске. Был там один уважаемый человек. По фамилии Троекуров…
— И что с ним?
— Да в общем-то уже ничего. Лежит себе тихонечко в могиле, осиновым колом прибитый.
— Душно стало, — проговорил вдруг Амвросий. Взялся за ворот рубахи, дёрнул. — Чувствуешь? Гроза будет, не иначе.
Душно стало и мне. А в следующую секунду я сдавил в кулаке амулет против морока.
Раскрыв ладонь, показал его Амвросию.
— Есть такой?
— Есть. А… А! — понял он. Сдавил висящий на шее амулет. — Надо же! Полегчало. А я и не сообразил…
— Я смотрю, соображалка у вас тут частенько отказывает. Засиделись без дела… Идём, хватит на месте топтаться! Если эта тварь морок наводит, значит, нас уже заметила.
— Знаю, заглядывал. По двум сторонам станки ткацкие, шесть штук. За станками бабы работницы. И ещё две бабы у столов сидят, шьют. А хозяин меж станками ходит, глядит, чтоб не отлынивали. А может, ткани заколдовывает, чёрт его знает. Он с ног до головы в чёрное закутан, рожи не видать. И что боромочет, не слышно.
— Угу. Понял. Я бы на месте этой твари лупил по двери — как только мы приблизимся. Поэтому приближаться не будем. — Я повернулся к пауку. — Дверь видишь?
Двустволки в передних конечностях утвердительно качнулись.
— Её надо открыть. Широко распахнуть. Стрелять не нужно, только дверь открыть — я должен видеть, где там колдун, а где работницы, чтобы их не задеть. Задача ясна?
Вместо ответа паук потрусил к двери. Перемещался он с приличной скоростью. Несколько секунд — и двери распахнулись настежь.
Мы с Амвросием были готовы броситься в разные стороны, уходя с траекторий предполагаемого огня. Потом атаковали бы сами, но не так, чтобы разнести к хренам эту избушку, а так, чтобы изловчиться вывести женщин. Они-то ни в чём не виноваты, наёмные сотрудницы. Может, конечно, и знают, на кого работают, но истребление простых людей, пошедших на сделки с совестью, уж точно в задачи охотников не входит.
Двери распахнулись. Паук застыл. И больше ничего не произошло. Разве что до нас донёсся шум ткацких станков.
Я посмотрел на Амвросия, тот — на меня. Ни слова не сказав, мы обнажили мечи и двинулись к дверям.
— За мной, — бросил я пауку, проходя мимо.
Услышал клацанье паучьих ног — тварь подчинялась.
Работа в цеху замерла. Все уставились на нас с недоумением, особенно — на паука. Вернее, недоумение читалось на лицах восьмерых работниц. Рожи колдуна мы так и не увидели. Он застыл посреди помещения, опустив голову.
Теперь стало видно, во что он закутан, что это за чёрные одежды такие. В тот же саван и завернулся, только чёрного цвета. Психопат поехавший, тоже мне, гот выискался. Ну ничего, сейчас я тебя взаправду в могилу уложу. Только фигурально.
— Дамы — на выход, — приказал я. — Работа ваша на сегодня закончена, предприятие закрывается по причине банкротства.
Дамы не пошевелились. Я подумал, что переборщил со стилизацией высказывания и перефразировал проще.
— Вон отсюда пошли!
— Чего расселись, бабы?! — рявкнул в поддержку Амвросий. — Али жить надоело?
— Охотники, — задумчиво изрекла одна ткачиха, плотная невысокая женщина с выдающимися достоинствами.
— А этот — молоденький совсем, — заметила сидящая у стола швея, теребя пальцами подол платья. Глядела она при этом, конечно, на меня.
Возникло нехорошее ощущение, что меня вот прямо сейчас, не сходя с места, повалят на пол, обнажат ниже пояса и… Я, собственно, ничего против «и» никогда не имел, просто уже настроился на другое.