Византия и Московская Русь
Шрифт:
В качестве епископа Киевского и Владимирского, митрополит, конечно же, получал большие доходы от веками накопленных имуществ этих епархий. [169] В доход митрополита шли также несколько видов церковных налогов, в том числе судебная пошлина. Ниже мы будем говорить о долгом споре между митрополитом и Новгородом относительно судебных прав митрополита в других епархиях. Глава русской церкви получал также постоянный доход от других епископов, которые при поставлении обещали «исправно выплачивать все пошлины митрополичьему престолу». [170] Поскольку престол митрополита Киевского и всея Руси замешался из Константинополя и поскольку его часто занимали греки, огромные доходы митрополии очень привлекали обнищавшие византийские власти. Кроме того, митрополит легко мог склонить русских князей на дополнительные пожертвования для Константинополя. При поставлении нового митрополита патриархат получал крупные подношения (ниже мы укажем на такие случаи); можно предположить — хотя у нас нет прямых тому свидетельств — что митрополия регулярно платила патриарху налог, подобный тому, какой сама получала от своих епископов. Наконец, известно несколько случаев русской помощи в ответ на экстренные просьбы из Константинополя: в 1346 г., когда обрушилась апсида Святой Софии, из России была прислана значительная сумма денег на ее восстановление, чему, несомненно, способствовал влиятельный митрополит Феогност, грек, друг Никифора Григоры, который и рассказал об этом. [171] В 1398 г. вновь было послано пожертвование в Константинополь, осажденный турками. [172] В 1400 г. патриарх Матфей обратился непосредственно к митрополиту Киприану, прося еще денег на защиту Константинополя. [173] Наконец, во время
169
Ср.: М. И. Горчаков, «О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и святейшего синода», СПб., 1871.
170
Обещание Евфимия II, архиепископа Новгородского (193, N» 370; также «Устав» поставления епископов (1423 год) в 236, VI, стлб. 439.
171
«История Византии», XXVIII, 34–35; XXXVI, 30–31; изд. Бонн, III, с. 198–199, 516. Русские летописи (246, с. 369) сообщают о поездке в Константинополь в 1347 году посольства великого князя Московского Симеона Гордого и митрополита Феогноста.
172
246, с. 448.
173
102, И, с. 359–361.
174
171, с. 120–122.
2. Выборы епископов
Наиболее очевидные и традиционные обязанности митрополита состояли в контроле и утверждении выбора епископов. Эта процедура описывается в источниках того времени. Из рассказов видно, что некоторые предписания древних канонов соблюдались с полной точностью, хотя необычность условий управления русской «провинцией» патриархата — отдаленность от Константинополя, обширность страны, ее политическое разделение — мешала выполнению наиболее существенного и неизменного требования епархиальной жизни: созыву епископских съездов, которые, согласно 5–му канону Никейского собора, должны были посвящать епископов и дважды в год собираться для решения текущих вопросов. Для поставления епископа требовалось присутствие всех епископов «провинции» (Никейский собор, 4–й канон). Однако в России все епископы не собирались никогда. Только однажды, в 1274 г., митрополит Кирилл воспользовался поставлением нового епископа Владимирского, чтобы созвать совещательный собор для решения уставных и литургических вопросов. Но даже на этом соборе присутствовало только четыре епископа, кроме самого митрополита и только что посвященного Серапиона Владимирского. В сущности, не больше, чем на любом другом собрании, которое требовалось для поставления нового епископа, ибо митрополит не мог совершать посвящений один. [175]
175
Православная Церковь строго следует раннехристианскому обычаю, требующему участия нескольких епископов (по–крайней мере, двух или трех) в епископской хиротонии (I апостольское правило, 149, II, 1).
Наиболее полное исследование вопроса см.: И. Соколов, «Избрание архиереев в Византии», 251, XXII, 2, 1915–1916, с. 193–255.
Источники детально рассказывают о процедуре поставления при митрополите Феогносте в 1328–1347 гг., [176] и это описание подтверждается текстом сочинения «Устав како достоит избирать епископа» 1423 г. [177] Митрополит всем посылал приглашение участвовать в поставлении, но приезжали только некоторые: пятеро на посвящение Иоанна Брянского и Черниговского (19 ноября 1335 г.); четверо на посвящение Афанасия Владимирского (май 1328 г.), Феодора Галицкого (май 1328 г.), Павла Черниговского (апрель 1332 г.), Афанасия Сарайского (июнь 1334 г.), Василия Новгородского (август 1331 г.); трое на поставление Трифона Луцкого (6 дек. 1331 г.) и Даниила Луцкого (2 марта 1330 г.); и только двое — на рукоположение Антония Ростовского (октябрь 1329 г.), Исаака Сарайского (30 ноября 1343 г.), Евфимия Смоленского (август 1345 г.), На–фанаила Суздальского (7 августа 1347 г.) и Феодора Тверского (март 1330 г.). Чтобы не нарушить канон, все отсутствующие присылали письменное согласие на поставление, которое совершалось без них. [178]
176
В рукописи XIV века Vaticanus graecus 840 (28, с. 388) содержится 13 греческих актов поставлений этого периода (148, с. 52–56; об этих текстах см. также: В. Василевский, «Записи о поставлений русских епископов при митрополите Феогносте», 253, № 255, II, февр. 1888 г., с. 445–463).
177
236, стлб. 437–464.
178
148, с. 52 и 236, стлб. 438–439.
Согласно чину избрания, присутствующие епископы, после обсуждения, которым руководило доверенное лицо митрополита (но не сам митрополит), избрали трех кандидатов на вакантную кафедру. Из них митрополит сам выбирал одного, которого и посвящал. [179] При таком порядке епископы очень мало могли влиять на избрание кандидатов. В домонгольскую эпоху князья часто вмешивались в выборы, но татарское нашествие, зависимость от Орды, частые перемещения с одного княжения на другое, в соответствии с принципом родового старшинства, прихоти татарских ханов ограничили княжескую власть над поставлением епископов. С другой стороны, новые епископы при рукоположении давали обет не подчиняться никакому давлению гражданских властей и повиноваться только митрополиту Киевскому и всея Руси. [180]
179
Эту процедуру мы находим в византийском гражданском и церковном законодательстве, с некоторыми вариациями относительно состава епископской коллегии, избирающей трех кандидатов. Юстиниан допускал участие в коллегии мирских правителей города; эта практика встречается и в Новгороде (см. ниже; 23, Новелла 123, с. 594).
180
«Устав», 236, стлб, 453–454.
Как порядок поставления епископов, так и другие исторические свидетельства говорят о том, что ни епископы, ни князья не могли тягаться с исключительной властью митрополита, которого ставили в Константинополе и который, особенно если он был греком, пользовался статусом иностранного дипломата, признаваемого татарами. В распоряжении митрополита находилось огромное недвижимое имущество в нескольких княжествах. Таким образом, для утверждения влияния и престижа церкви форма поставления митрополита имела большое значенье.
Существовала, однако, одна епархия, которая, будучи частью митрополии, сумела завоевать относительно независимое положение. Речь идет о Новгороде. Новгород вел торговлю с ганзейскими купцами, держал в подчинении огромные территории от Финляндии и Ледовитого океана до Урала. Новгород добился значительной политической независимости; завидное преимущество состояло в том, что это был единственный крупный русский город, избежавший татарских набегов. По внутреннему устройству Новгород был несколько схож с итальянскими городами–государствами, там существовала определенная демократия, наиболее существенным признаком которой было собрание горожан — вече. Было бы ошибкой отождествлять это устройство с современной демократией (право голоса на вече имели только землевладельцы, ведущую роль играла торговая верхушка); Новгород управлялся своеобразной коллегией: князем, чья власть была ограничена военной и судебной областями, двумя выборными чиновниками — посадником и тысяцким, которые представляли горожан и ведали внутренними делами. Четвертое по важности место в городском управлении занимал епископ. С XII века он носил титул «архиепископа». В византийской церкви этот титул обычно принадлежал «автокефальным» иерархам, которые подчинялись не митрополиту, а непосредственно патриарху. [181] Хотя новгородский архиерей никогда не назывался «автокефальным», его избирали совсем иначе, нежели других епископов: отчасти новгородский обычай совпадал с законодательством Юстиниана, согласно которому собрание местного духовенства и знатных горожан должно выбирать трех кандидатов на свободный престол. Однако Юстиниан даровал митрополиту право, если речь шла о подчиненных ему епископах, избирать и рукополагать одного из трех представленных кандидатов, а новгородский епископ избирался по жребию, так что митрополит практически не имел голоса при избрании, если не считать теоретического права отказать в поставлении избранного кандидата. [182] Впрочем, новгородский архиепископ никогда не имел права добиваться поставления от константинопольского патриарха, а следовательно никогда не был истинно «автокефальным» архиереем. В XIV веке между митрополитом и архиепископом часто возникали трения, особенно, когда Новгород мог к своей выгоде использовать угрозу раскола митрополии. Примером такого скрытого конфликта могут
181
См., в частности, 20, с. 289–295 и 10, с. 67–68.
182
Ср.: Н. Никитский, «Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде», СПб., 1879; также 239, с. 318–329 и 210, V, 2, с. 106–116.
183
148, с. 56.
Этот источник позволяет предположить, что митрополит не признавал привилегий новгородского архиепископа. Однако Новгородская летопись повествует о том, что после отречения архиепископа Моисея Новгород восемь месяцев оставался без епископа, «и много гадавше новгородцы, и возлюбиша весь Новгород от мала и до велика, игумени и Попове Богом назнаменана Григория Калику, мужа добра, кротка и смирена… и пострижеся в святый ангельский образ, месяца генваря, и наречен был именем Василий, и посадиша и в владычне дворе, дондеже пошлют к митрополиту». Затем летопись говорит о поставлении Василия Феогностом, совершившемся во Владимире–Волынском, где в тот год находился митрополит. [184] Феогност, очевидно, не нарушил обычной процедуры выборов, но реальной возможности посвятить или не посвятить Василия у него не было, так как тот исполнял функции правящего новгородского архиерея. Более того, Феогност подтвердил подчинение Пскова юрисдикции новгородского архиепископа. Он же сделал очень необычный жест, свидетельствующий о том, что русский митрополит пользовался некоторыми правами патриарха, — даровал Василию право носить «полиставрион», «ризы крещатые», [185] т. е. фелонь, украшенную четырьмя крестами, — этой привилегией пользовались только самые высокопоставленные византийские иерархи (1346 г.). [186]
184
218, с. 342–343: выражение «Богом назнаменана» означает избрание Василия по жребию.
185
218, с. 343–344, 358. Византийские источники утверждают, что инициатива в этом деле исходила от митрополита Феогноста. 102, I, с. 348.
186
Впрочем, в XIV веке, как будто, многие византийские церковные чиновники получали это отличие и другие награды патриархата, не имея епископского звания.
Играя на новгородской гордости, Феогност энергично утверждал свою власть над архиепископством, что вызвало жалобы новгородцев, направленные непосредственно в Константинополь, а также не совсем лояльное поведение архиепископа, когда шла борьба за единство митрополии, — об этом мы будем говорить ниже.
3. Поставление патриархом Константинопольским как источник власти митрополита Киевского
Если в бурную эпоху татарского нашествия и столкновений между разными политическими центрами Восточной Европы митрополит Киевский и всея Руси мог действовать в значительной степени независимо от местных обстоятельств и давлений, продолжая быть средоточием единства русских княжеств и дипломатическим посредником между Византией, Золотой Ордой, великими княжествами Московским и Литовским и королевством Польским, то преимущественно благодаря тому, что в XIII–XIV веках он продолжал оставаться ставленником императора и патриарха Константинопольского. Таким образом, традиционный престиж церкви (в XIV веке скорее возросший, чем уменьшившийся) поднимал политическое, культурное и религиозное влияние Византии в Восточной Европе на такую высоту, которой трудно было ожидать от слабой, обнищавшей и разгромленной империи.
Законодательство Юстиниана очень гибко трактовало вопрос об избрании митрополита. Оно допускало поставление епископов либо синодом, либо патриархами. Однако в позднейший период византийской истории усиление централизации привело к тому, что утвердилась практика поставления митрополитов константинопольским патриархом. [187] В XI и XII веках на Руси эта практика вызывала сомнения, а в XV от нее отказались в пользу более древнего обычая, который разрешал избрание и поставление митрополита совершать собору епископов его «провинции». Однако в течение XIII и XIV веков власть патриарха в этом вопросе была безусловной.
187
Вальсамон, комментарий к 28 канону Халкидонского собора (149, II, с. 284); ср. 239, с. 251 и 68, с. 529–533. Синод состоял из митрополитов, находящихся в Константинополе. Митрополит Русский тоже принимал участие в заседаниях, когда находился в столице. Ср. также анализ формальной процедуры избрания в: 26. с. 472–482 и 24, с. 11–36, 117–89.
Конечно, сосредоточение церковной власти в Константинополе влекло за собой усиление влияния императора. Канонический запрет применяться духовенству к светской власти [188] в Византии всегда понимался очень формально и не исключал «совета» или «утверждения» императором кандидатов патриаршего синода. Это лицемерие особенно бросалось в глаза в период могущества империи, когда императоры оказывали решающее влияние на все церковные дела, включая выборы патриарха. Но в последующий период дело могло обстоять иначе. Хотя воля императора оставалась решающей при поставлении патриарха (он избирал одного из трех кандидатов синода), в целом в церковных делах контроль его далеко не был абсолютным. Как правило, патриарх и его синод были достаточно сильны, чтобы в нужных случаях противостоять императорскому нажиму. Например, патриархат успешно сопротивлялся планам унии с римской церковью. В актах патриархата об избрании епископов иногда, но далеко не всегда, упоминается формальное одобрение императора. [189] Однако в случае с русским митрополитом, положение которого в политическом отношении далеко не могло равняться с положением обычных «провинциальных» византийских иерархов, «симфония» была настоятельной необходимостью. Это хорошо заметно в актах избрания русских митрополитов XIV века: в 1354 году епископ Владимирский Алексий был поставлен на кафедру митрополита Киевского синодальным декретом, утвержденным императором. [190] Те же формальности были соблюдены при избрании Пимена (1380 г.). [191] Кроме того, пользуясь одним из своих традиционнейших прав (подкрепленных Никейским собором 325 года, который принял идею согласованности управления церковью с государственным управлением), император обычно определял географические пределы церковной юрисдикции патриархов и митрополитов. [192] Иоанн VI Кантакузин использовал это право в хрисовуле 1347 г., запрещавшем выделение самостоятельной Галицкой митрополии; он сам сообщил русскому митрополиту и князьям об этом решении. [193] Синод post factum утвердил императорский хрисовул. [194] Аналогично этому, Иоанн V председательствовал на синоде, который установил границы новой Литовской митрополии (1361 г.). [195] Впрочем, в других подобных случаях о решениях императора не сообщается — например, при восстановлении Галицкой митрополии (1371г. [196] или при окончательном утверждении Киприана на митрополичьей кафедре (1389 г.). [197] Трудно сказать, почему это произошло: то ли императора не было в городе, когда принималось решение, то ли патриархат хотел проявить самостоятельность, то ли просто документы императорской канцелярии, относящиеся к этому событию, не сохранились.
188
3–е правило II Никейского собора: «Недействительно любое избрание епископа, священника или диакона гражданскими властями». См.: 149, с. 564.
189
Ср. случай перемещения при патриархе Исидоре (1348 г.) митрополита из Палайопатра в Монембасию. Впрочем, мнение императора не упоминается в случае аналогичных перемещений в 1343 и 1345 гг. (102, I, с. 233–235, 242–243). В 1380 году синод патриарха Нила формально признал право императора утверждать итоги выборов и перемешать митрополитов; но некоторые самочинные решения императоров оспаривались церковью. Ср. 85. с. 5–20.
190
102, I, с. 338, 352.
191
102, II. с. 17.
192
См. многочисленные ссылки в: 14, с. 436–437.
193
190, III, с. 700–703; 102, I. с. 261–263, 263–265, 265–266; ср. Приложение 1.
194
102. I, с. 267–271.
195
102, I. с. 426.
196
102, I, с. 578–580.
197
102, II, с. 116–129.