Византийская принцесса
Шрифт:
— Я разрубил девяносто четырех турок на сто одиннадцать частей, — сказал Тирант, жуя.
Это возымело волшебный эффект: дамы немного попритихли, и только одна прошептала в благоговейной тишине:
— Он ест от того кусочка, что подложила ему я!
Тотчас на эту даму напустились другие, обвиняя бедняжку в самозванстве.
— Вы, кажется, желаете приписать себе мои заслуги? — язвительно спросила одна из дам. — Это был тот кусочек, что выбрала я!
— Я съем все куски, —
И он набивал живот, не желая никого обидеть.
— Я хочу служить в вашем войске, севастократор! — сказала дама, сидевшая напротив Тиранта. — Возьмите меня, я стала бы носить щит и служить вам покровом, если бы вам вздумалось пострелять из лука.
— И мне дайте должность! — взмолилась другая дама. — Я бы могла надевать на вас доспехи. Мы, женщины, обладаем ловкими, проворными пальцами. Я бы сумела завязывать все эти завязочки и тесемочки куда лучше, чем любой паж.
— А я согласна сделаться конюхом, — молвила третья дама.
— Я претендую на звание копьеносца! — воскликнула еще одна. — Возьмите нас с подругой; мы вдвоем носили бы за вами рыцарское копье!
— Я хочу быть барабанщиком!
— А я — носить штандарт!
— Я стала бы вести переговоры с врагами.
— А я умею карабкаться по лестницам и берусь взять штурмом первый же город, который встретится нам на пути.
— Что ж, а я могла бы стрелять из бомбарды.
— Для того чтобы стрелять из бомбарды, много ума не требуется, — язвительно заметила одна из дам-соперниц. — Лично я намерена следить за тем, чтобы на оружии севастократора не появилось ни пятнышка ржавчины.
— Прачка, — прошептала обиженная ею дама.
Тирант расправился наконец с горой еды, что громоздилась на его тарелке, и обратился к принцессе:
— А это правда, сеньора, что вы взяли в плен свирепого турка?
— Ой! — воскликнула Кармезина, краснея. — Я совсем забыла о моем пленнике! Приведите его.
По ее приказанию в зал доставили арапчонка, который сразу же бросился к Кармезине и поцеловал ей руку, как его учили. Она сунула ему большой кусок ветчины и запустила пальцы в его торчащие волосы.
— Вот, — объявила Кармезина с торжеством. — Теперь что вы скажете?
— Скажу, что подобная отвага — редкость не только для женщины, но и для мужчины, — ответил Тирант. — И я восхищен вашими подвигами, принцесса. — Он посмотрел на арапчонка, который, быстро поглощая угощение, успевал строить забавные рожицы, и добавил: — В этом черном ребенке с цепочкой вокруг талии я вижу себя, как в зеркале: я такой же пленник, и вы точно так же водите меня на привязи.
— Когда настанет время, оба получите свободу, — обещала Кармезина.
Мальчишка
— Посмотрите, — обратилась к Тиранту Кармезина, — этот маленький негодник вовсе не тяготится своей неволей.
— Полагаю, ваше высочество добры к нему, — сказал Тирант.
— Не вижу повода быть злой с ним.
— Вы кормите его из своих рук.
— А почему бы и нет?
— И одеваете по своему вкусу.
— Разумеется, коль скоро он принадлежит мне по военному праву.
— А когда он плачет по ночам, берете его в свою постель.
— И такое случается, ведь он, бедняжка, иной раз рыдает так безутешно!
— Все тяготы плена я разделяю с арапом, — сказал Тирант, — и ни одной его привилегии не имею.
— Что ж, такова ваша несчастливая судьба, — ответила на это принцесса.
— Вот и я так думаю, — подхватил Тирант. — И, будучи не в силах терпеть боль, не раз мечтал о том, чтобы навсегда положить конец моим страданиям.
Тут Кармезина вспомнила о том, как Тирант хотел заколоть себя кинжалом, и побледнела.
— Возможно, — произнесла она, — мы с сеньорой Эстефанией, моим главным коннетаблем, нашли бы способ договориться с этой болью.
— Как можно договориться с болью? — Тирант пожал плечами. — Она не ведет переговоров и знает лишь один язык — тот, которым разговаривает страдание.
Эстефания вмешалась:
— Принцесса недаром дала мне звание коннетабля, севастократор, я умею вести любые переговоры. И клянусь, что нынче же ночью сумею найти выход из безвыходной ситуации. Так и передайте вашему кузену, сеньору Мунтальскому.
Тирант замер, не вполне уверенный в том, что услышал.
А сидевшая рядом дама произнесла:
— Сеньор Мунтальский тяжело болен. Впрочем, вчера он вставал с постели и даже гулял по двору. Я видела его в окно.
Другая дама сказала:
— Сеньора герцогиня Македонская чрезвычайно знатна, поэтому она и получила звание коннетабля. Что ж, это справедливо; а я желала бы сделаться трубачом в огромном войске севастократора — и сочла бы это лучшей долей, нежели быть коннетаблем в маленьком войске принцессы.
— А я не вижу разницы, — возразила третья дама, — ведь оба эти войска ведут победоносные битвы.
Тирант встретился взглядом с принцессой. Ее зеленые глаза расширились, зрачки чуть подрагивали, и в них Тирант явственно различил ответ на все свои вопросы. И ответ этот был — «да».