Византийская принцесса
Шрифт:
— Великий Турок? — ухмыльнулся хорват. — Вот уж нет! Он женат на дочери Великого Хана. Она действительно очень знатна, хотя и не знаю, красива ли. Ты же франк и не догадался, что Великий Турок может взять себе еще одну жену, если захочет. Так что Великий Карамань везет ему новую невесту.
— Да, — сказал Тирант, поразмыслив, — двух дам сердца у нас быть не может. Стало быть, если у Великого Турка появится вторая дама сердца, равная по знатности первой, то победить его будет
— Мы во всем превосходим вас, франков! — заявил хорват Галансо.
— Но, возможно, дочь Великого Караманя уродлива, — предположил Ипполит, хватаясь за последнюю надежду. — В таком случае она не может считаться достойной дамой сердца, и…
— Дурак! — закричал Галансо, подпрыгивая на корточках. — Она-то уродлива? Да я ее видел как-то раз, и туника на ней была украшена самоцветами громадной ценности. Да на них можно было бы купить целый город, если не два!
— Да, — уронил Тирант, — разумеется, это говорит в ее пользу.
Хорват прищурился:
— А разве нет? Разве на уродку станут надевать столь роскошные украшения?
— Убедил, — признал Тирант.
— Уж теперь-то Великий Турок разделается с греками, — сказал Галансо. — Потому что нет у греков такого пирата, как я, способного с малым флотом потопить большой флот. На суше-то они побеждают… Ты слыхал, франк, что у греков появился какой-то пришлый француз, которого они сделали севастократором?
— Что-то похожее слыхал, — подтвердил Тирант. — Пришлый француз, говоришь?
— Точно. — Галансо поскреб пятерней за ухом. — Чертов француз из Бретани. Хитрый, как дьявол! Не иначе, бывший пират, вроде меня, только из сухопутных. Ты о нем еще услышишь, помяни мое слово. Одно только имя говорит о его делах!
— А какое у него имя? — спросил Тирант.
— Самое подлое, что ни на есть! — убежденно ответил Галансо. — Зовут его Тираном, а ведь «тиран» означает «узурпатор добра», иначе — «вор». И точно тебе говорю, он вор из воров, их хваленый севастократор.
Ипполит стоял чуть в стороне, однако внимательно слушал весь разговор. Заслышав о том, какой поклеп возводят на Тиранта, он стиснул зубы и побледнел, и один Бог знает, каких сил ему стоило промолчать и не покарать дерзкого моряка на месте.
Но сам Тирант только весело рассмеялся:
— Что же он украл, этот Тиран?
— Украл? Вот послушай. — Хорват схватил Тиранта за руку и придвинулся к нему поближе. — Он прислал Великому Турку письмо, в котором вызывал его на бой.
— Так принято у рыцарей-франков, — заметил Тирант.
— А знаешь, что он написал в том письме? — продолжал Галансо.
— Не знаю, — ответил Тирант.
— В том письме
— Клянусь водами крещения, — проговорил Тирант, — ты совершенно прав. Мы, ломбардцы, ненавидим французов. Отвратительный народ! Что до Тирана, то хуже него не было на земле человека. Он ведь только и высматривает, где что плохо лежит, чтобы это украсть. Кто знает — быть может, он и впрямь раздвинет нога императорской дочери! С него всякое станется.
— Да поможет тебе Всевышний, ты — хороший человек! — сказал хорват, обнимая Тиранта. — Сразу отличаешь доброе от злого. Что до меня, то будь я по-прежнему капитаном, как когда-то, и попадись этот Тиран мне в руки, я бы не раздумывая вздернул его на рее, вот так-то.
Тирант засмеялся и, высвободившись из жилистых объятий хорвата, встал.
— Ну, спасибо тебе за беседу, — проговорил он. — И да хранит тебя Всевышний, Галансо.
На большом совете, собранном в пиршественном зале замка Малвеи, севастократор сказал:
— Сеньоры, нам предстоит еще одно сражение, прежде чем мы изгоним турок из Бельпуча. В море сейчас находятся генуэзские корабли, и наша задача — не позволить им войти в гавань и доставить Великому Турку подкрепление и припасы.
Герцоги и графы заволновались, начали переговариваться и шуметь, а некоторые даже вскочили. Но севастократор был уже не тот старательный юноша, которого легко было смутить и сбить с толку. И герцог де Пера, ставший искренним другом Тиранта, первым призвал остальных к молчанию.
— Во всех тех случаях, когда севастократор настаивал на своем, мы имели возможность убедиться в его правоте, — напомнил баронам герцог де Пера. — Выслушаем его и сейчас.
Тирант чуть поклонился герцогу де Пера и продолжил:
— Против нас — двадцать три генуэзских галиота, сеньоры, и все они везут людей, зерно и большие богатства, пожертвованные неверными ради борьбы с христианами.
— Двадцать три? — переспросил граф де Сен-Жорди. — А сколько кораблей у нас?
— Как мне докладывали, у нас их двенадцать.
Все кругом затихли, и даже Диафеб, сеньор Мунтальский, опустил глаза. Один только Ипполит смотрел на севастократора и еле заметно улыбался: он-то знал, что у Тиранта на уме.