Византийская тьма
Шрифт:
Возле крайней палатки, где расположены были пафлагонцы — любимцы Андроника, когда принц подъехал, чтобы осмотреть, как готовятся осадные лестницы, какой-то вояка принялся ему выговаривать, что деньги стратиотам не плачены уже второй месяц. В унисон раздались выкрики, что и военные действия начались не вовремя — идет уборка винограда.
Принц был взбешен: и без того все расклеивалось, расползалось. Он схватил хлыст, Денису стоило труда его уговорить, успокоить. В выступавшем он узнал Стративула, того самого, который
— Такова горькая участь наша, римлян, — сказал принц, успокаиваясь. — Западный рыцарь, крестоносец, кавалер ордена, он раб войны, за него мужик пашет, а он только и воюет. У него и родины нет! Таков и сарацин, кочевник Востока, грабительским промыслом живет. Иное дело наш римский стратиот, он сам и пашет, сам и воюет. Ему и на себя надо напахать, и на царя, и на грабителя!
Денису трудно было не согласиться со справедливостью этих слов. А Андроник, видя, какое впечатление он на слушателя произвел, даже развеселился.
— Вот увидишь вскоре, — похлопал он Дениса по плечу, склоняясь к нему с седла. — У меня оружие есть такой необыкновенной силы! Вскоре все эти никейчики побегут стремглав сдаваться в плен.
Собрался военный совет. С моря надвигались тучи, гремел отдаленный пока гром, ветер отдувал полы большого принцева шатра, в котором за походным столом сидели сумрачные генералы.
Андроник постучал рукоятью плети, открывая собрание, как вдруг вылез вперед рыжий Исаак Ангел в шутовской полувоенной одежде — несколько медных бляшек нашито на сугубо сельскую овчину.
— Всевысочайший! — пытался он пасть на колени в тесноте сидящих полководцев. — За что ты велел арестовать мою старуху мать?
«Конечно, вопрос этот непростой, — думал Денис, который перед Андроником разматывал свиток с картою Вифинии и Троады. — Но лучше бы об этом наедине. Какой-то дьявольский замысел у этого Исаака есть…»
Генералы перестали шушукаться, ожидая, что будет дальше.
— Я велел взять ее из монастыря, где она игуменьей, как заложницу, — четко ответил принц. — Ты, конечно, знаешь, что братец твой там? — Андроник плетью показал в сторону Никеи. — Могу ли я быть уверен, что и ты не окажешься вместе с ним?
— Да здравствует великий Андроник! — петушком пропел Исаак и на коленях выполз из шатра.
Настроение было испорчено. Воеводы сидели потупясь, а лысый Врана помедлил и встал за столом.
— Прости, всевысочайший, задам вопрос и я. А за что вчера арестована моя теща, Манефа Ангелисса? Ночью, как мне передали, прискакал, как черт, твой Агиохристофорит и ее забрал.
Все стали оглядываться, правда, Агиохристофорита не было видно. Все думали, он обжирается и под каким-нибудь предлогом на войну не идет, а он вон оно — нате!
— Это у тебя какая теща? — спросил Андроник,
— Вторая. Первая умерла давно.
— Вторая! Ха, ха, ха! У меня, если сосчитать всех законных и незаконных, будет двенадцать тещ. Двенадцать! Хочешь — бери на выбор любую, хочешь — половину их так отдам!
Генералы сочно захохотали, разрядка произошла. Андроник рванул на своей груди далматику с двуглавым орлом.
— Скажите, зачем вы меня призвали к престолу? Крах, крах во всем, мы накануне развала. Зря топчемся, войска не в комплекте, дезертиры уже не скрываются по лесам. Сегодня не покорится Никея, завтра отпадет Кипр, за ним Родос, Далмация, вся наша лоскутная держава…
Андроник разглядывал лица своих полководцев и вдруг обратил внимание, что состав их сильно изменился. Аристократов нет — Лапарды, Андроника Ангела, остались какие-то мужики от сохи — Мурзуфл, Канав… Происходит размежевание общества.
— Мало захватить заложников, я думаю, у тех, кто бежал в Никею или в другие места, имущество — дома, имения, деньги — отобрать и отдать беднейшим! Пусть народ знает, кто его друзья, а кто враги.
Андроник сорвал с себя шлем и вытирал лысину поданным Денисом полотенцем. Указал этим полотенцем прямо на продолжающего стоять Врану.
— А ты знаешь… А ты не можешь не знать, у тебя есть своя армейская разведка, что старший сын твоей названной тещи на Кипре уже поднял мятеж. А младший ее сынок, косноязычный этот, он тоже там, — и Андроник вновь махнул в сторону Никеи.
И весь задрожал в приступе гнева, закричал срывающимся голосом:
— Да я кля-нусь бо-го-родицей, я бы род-ну-ю свою мать не по-ща-дил!
И сел в изнеможении в походное кресло, а тут подоспел приехавший Каллах, расстегнул ему кирасу, налил гранатового сока.
— Все исполнил, как ты велел, — доложил он. — Только напрасно все-таки ты это…
— Молчи! — закричал и на него Андроник. — Всех пригнал? Где они?
Каллах указал куда-то вдаль кивком головы и продолжал обтирать лицо сюзерена, искаженное злобой войны.
Немного помолчав и отойдя от страстей, по карте обсудили положение. Расстановка сил не вызвала возражений. Было решено после удара походного колокола в ставке принца выступать всем одновременно. Это будет решающий штурм!
— У меня есть такое оружие, — предупредил Андроник. — Обалдеете!
А оружием этим чрезвычайным была вереница (не назвать же ее толпою) немощных стариков и старух, которых выгружали из военных фур и строили в колонну. Успевшие выпить пафлагонцы древками копий гнали их к самым воротам осажденного города, где бил и бил таран, словно забивал сваи. Там уже заготовлены были осадные лестницы, по которым этих стариков и старух погнали бы наверх, к зубцам стены, где притаились готовые к отпору их сыновья и зятья.