Византийский Двор
Шрифт:
– Юра, а знаешь что? – спросил вдруг Матвей – нараспев, с сильным английским акцентом.
Матвей стоял возле аквариума, где некоторое время наблюдал за рыбками. Непонятно, что он услышал, что понял в том разговоре взрослых. Но сердце его расслышало верно, что у папиных друзей, которые, судя по всему, не такие уж злые, а даже очень несчастные, случилось что-то нехорошее.
Еще Матвею сейчас было приятно видеть папу в этом кругу. Он давно не видел его таким: спокойным, задумчивым, и в то же время, таким свободным, готовым к любым, самым невероятным, поступкам. В обычные дни
А вот сейчас, рядом с дядей Юрой и дядей Сашей, папа словно помолодел. Часто смеется, хлопает друзей по плечам, а они его.
– А давайте мы сейчас полезем на крышу, – продолжал Матвей, обращаясь то к Юрке, то к Сашке. – Или пойдем строить плот. Папа мне все рассказывал о вашем детстве.
Не сводя улыбчивых глаз с Юрки, который, надо признаться, ему нравился все больше, Матвей вышел на средину комнаты. Подтянул повыше джинсы, в виду его исключительной худобы, постоянно сползавшие. Поднял руки со сжатыми кулачками:
– А еще я знаю, как дядя Алеша с тобой дрался.
Все в комнате умолкли, устремив глаза на ребенка.
Матвей нанес несколько ударов воображаемому противнику:
– Ух ты, дундукович! Ах ты, шакальмасов!
Все засмеялись. Юрка, минуту назад хмурый и мрачный, как ночь, широко улыбнулся. Поднялся со стула. Закатал рукава рубашки, обнажив жилистые руки:
– Ну, паря, сейчас я с тобой разберусь!
Вышел на середину комнаты и с поднятыми руками стал напротив Матвея:
– Давай, нападай! А теперь держись, шакальзон!..
ххх
– Никаких тайн нет. У нас с Сашком была кафешка, находилась в двух остановках от дома, на Демеевке. Там наливали водяру и вино, подавали закуски. Поначалу мы почти все делали в обход закона: водка была паленой, документы подделаны и так далее. Но бизнес пошел, и мы решили стать почти честными. Построили террасу, вставили новые окна и двери, вокруг здания посадили деревья и кусты. Даже налоги один раз, как положено, заплатили. Потом попробовали там играть: купили электрогитарку и клавишник, решили вспомнить детство золотое. «Иди сквозь буран. Лети сквозь туман...» Помнишь ведь, помнишь? И молодому поколению – пацанам из района – тоже иногда давали там потренькать, – рассказывал Юрка, когда они, выйдя из такси, вошли в ворота старого Берковецкого кладбища.
– Контракт наш истекает через три года. Но место, где находится наше кафе, стало очень выгодным из-за новооткрытой неподалеку станции метро. А в райсовете, вместе с приходом нового гада-президента, поменялась власть. Мы-то прежних чиновников там подкармливали, отстегивали им бабулины и они нас не трогали. Прежние уже насытились и довольствовались обычными регулярными взятками. Но пришли новые, Донецкие – голодные, как шакалы, хапают все, что могут, и безо всяких правил.
– А я думал, что вы из-за политики страдаете. Спели, может, чего против нового
– Если бы из-за политики, было бы не так обидно. Но в данном случае – исключительно из-за денег. Официально говорят, что наше кафе не соответствует никаким нормам: ни санитарным, ни пожарным, ни культурным, дескать, что это – притон, где орут матерные песни. Ну да, чего скрывать, захаживали туда и бандиты, и, кстати, местные чиновнички там тоже втихаря коньяк попивали. Зато алкоголиков мы туда не пускали, драк там не было, я лично за порядком следил, и охранника на ночные смены нанял. Теперь оказывается, что это притон. Думаешь, на месте нашего кафе потом откроют библиотеку? Да-да – ночной стрип-клуб, будут там бляди танцевать, распространять культуру, – Юрка разразился новым ругательством.
– И ничего нельзя сделать? – спросил Влад.
От всех этих бурных встреч – с друзьями студенческой поры и друзьями детства – голова у него немножко пошла кругом. Все-таки он поотвык от киевской жизни. Будто бы раздвоился. Его американская жизнь сейчас представлялась далекой и призрачной. То он сам, идущий по улицам когда-то родного города, казался себе призраком.
Интересы Юрки и Сашки, их озабоченность рок-кафе, которое отнимали, воспринималась им, как мелкая проблема. Хотя, конечно, понимал и то, что кафе – их бизнес, их хлеб. Они сами построили здание, одолжив деньги под проценты. Наладили бизнес, давали взятки несметной ораве инспекторов и чиновников. Наняли официантов, кассира, водителя с машиной, повара. Еще и пробовали исполнять там рок.
Юрка, значит, не сдался! Жив, курилка. Пусть и седой весь. Есть еще порох в пороховницах. «Садись на змею. Войди в колею-у... В морях и пустынях...»
Перед глазами Влада мелькнула сцена, где, в шаманском танце с микрофоном изгибается молодой патлатый Юрка. И Сашка, полузакрыв глаза, нажимает клавиши, вздрагивая всем своим крупным телом. А в глубине сцены, окруженный барабанами, сидит Влад с палочками в руках. Нажимает ногой педаль бас-барабана. Дух-дух-дух. «Лети сквозь буран... Ищи любовь свою-у...»
Давай, Владя! Давай, Сашок! Юрок, бей по струнам, бей! Не надо бояться, не надо плакать и жаловаться. Верь в себя. А если на минуту усомнишься, зашатаешься, то протяни руку и обопрись на плечо друга. Нет на Земле надежней плечей, чем плечи Юрки и Сашки...
ххх
Шли по дорожкам кладбища, мимо надгробий, гранитных плит и мраморных бюстов. На старых участках даты рождения и смерти, высеченные в камне, были давно почерневшими от времени.
На дорогах то и дело валялись небольшие пластиковые бутылки от пепси или спрайта, согнутые странным образом:
– Это – «уточки», – пояснил Юрка, отшвырнув ногой одну такую бутылку. – У нас здесь так курят коноплю и марихуану.
Он странно дернул ноздрями и прибавил шаг. Нес в руках букет цветов, купленный возле кладбищенских ворот у торговки цветами.
– Давай сперва заглянем к Игорьку, – предложил Сашка, когда они миновали самые старые участки и шли мимо относительно новых. – Проверим, все ли там нормально.