Визит из невыразимого
Шрифт:
— Просто трансфигурируйте подходящие предметы в камни нужной формы и расставьте их согласно чертежу. Это задачка для третьекурсника, думаю, даже вам под силу с ней справиться.
— Конечно, профессор!
— Прекрасно! Вот и займитесь ею. И не появляйтесь до тех пор, пока не закончите.
Снейп немедленно снова погрузился в свои записи, не обращая внимания, как Гарри ковыляет к выходу.
Глупо было надеяться, что из этого разговора что-то получится. Снейп оставался Снейпом, несмотря на все происшедшие события. Джеймс Поттер отобрал у него самое дорогое, а всепрощение никогда не входило в число добродетелей профессора. Что ж, по крайней мере,
В действительности, он хотел поговорить еще кое о чем. О Дамблдоре, например. Один вопрос мучил его с того момента, как он увидел воспоминания зельевара. Мучил и не давал покоя по сей день. Собственно, он не был так уж уязвлен, когда услышал, что Дамблдору было давно известно о будущей его — Гарри — судьбе. О необходимости пожертвовать собой, чтобы избавиться от хоркрукса Волдеморта. Необходимость была и оставалась необходимостью. Что с этим можно было поделать, в конце концов? Больше всего его поразило другое. Фраза, сорвавшаяся в момент искреннего удивления.
«После стольких лет?»
Что, черт побери, это могло означать?! Всю свою жизнь сам Дамблдор испытывал чувство вины перед своей сестрой. Не раз и не два он повторял Гарри слова о великой силе любви. Чтобы потом вот так неподдельно изумиться простой и ясной ее преданной демонстрации? Как это могло сочетаться? Быть может, Снейп знал ответ на этот вопрос. К сожалению, было очевидно, что сейчас ответ этот от него не получить. Ладно, возможно, шанс еще будет…
Гарри выбрался наружу и удивился, насколько быстро прогрелся воздух за эти утренние часы. Из подвала веяло прохладой, а под открытым небом уже начинало слегка припекать. Он огляделся в поисках предметов, пригодных для трансфигурации. Вокруг было предостаточно камней, которые подходили для этой цели, но сперва Гарри было жаль их использовать, нарушая сохранность старинных развалин. Потом он махнул рукой на свои колебания. В конце концов, он делает это не для собственного удовольствия. Возможно, от их действий зависело множество жизней. Да что там — «возможно» — совершенно точно зависело. Он достал палочку и принялся за работу, вытаскивая обломки, трансфигурируя и перемещая их поодаль на поросшую густой травой поляну между несколькими вязами, поминутно сверяясь с чертежом на пергаментном листке.
Повозиться пришлось изрядно. Форма камней была подчас весьма причудлива. Он вспотел. Снейп назвал это упражнением для третьекурсника, но Гарри не мог припомнить, когда он в последний раз так много и с такой тщательностью колдовал. Проблемой оказалось даже банально расчертить на земле ровный круг. Пришлось вспоминать задачки по нумерологии. Когда всё было закончено, Гарри взирал на свою работу с оттенком гордости. Ему казалось, что даже Гермиона не сделала бы лучше. Возможно, быстрее, но лучше — вряд ли.
После июльского зноя прохлада подвала должна была восприниматься с облегчением, но, входя внутрь, он вдруг ощутил, насколько затхлый и сырой там был воздух.
«А ведь это, наверное, вредно — днями и ночами проводить в таком месте», — пришла в голову рассудительная мысль. Впрочем, Снейп всю жизнь, так или иначе, предпочитал сидеть в подземелье.
— Всё готово, сэр, — доложил он сразу же с порога, ожидая, что бывший учитель не откажет себе в удовольствии немедленно отправиться проверять работу, чтобы отпустить, как всегда, несколько едких замечаний об умственных и прочих способностях своего нерадивого ученика. Но Снейп только коротко кивнул и продолжил что-то выписывать на длинном, свернутом листке, нижний конец которого сворачивался в рулон.
Гарри
— Можно? — Гарри указал пальцем на бутылку и импровизированный холодильник. Снейп только скосил на него взгляд и снова кивнул.
Он наполнил стакан водой до половины и жадно выпил.
— Кстати… — голос зельевара прозвучал за спиной так резко, что Гарри чуть не поперхнулся, — загляните к мисс Грейнджер. По-моему, она… издавала какие-то странные звуки.
— Что?! И вы молчали?! — он жахнул стакан дном об стол и быстро заковылял к двери в дальнюю комнату.
— Люмос!
Шарик света осветил кромешную темноту. Гермиона лежала там же, где он ее и оставил, и тихонько постанывала. На первый взгляд, с ней всё было в порядке. Он прикрыл дверь и подошел поближе, стараясь не шуметь.
Она лежала на боку, правая ладонь зажата между бедер. И тихонько бормотала что-то, изредка вскрикивая чуть громче. «Гарри… Гарри… Гарри…»
Он невольно покраснел и присел на соседнюю кровать. В первый момент он обозлился на Снейпа, который не удосужился даже пойти проверить, что с ней, но теперь разом понял, в чем было дело. Скорее всего, профессор проверил. И тут же вышел обратно. Должно быть, он даже изобразил на лице отвращение, это было вполне в его духе.
Гарри слабо улыбнулся, продолжая смотреть на свою подругу. Она слегка повернулась, не открывая глаза, но сон явно не отпускал ее. Она заерзала и снова сказала, теперь уже совсем громко и растянуто: «Га-а-арри!»
Внезапно его улыбка исчезла. Он вдруг подумал о том, что не только они с профессором Снейпом могли стать свидетелями ее эротических снов. В первую очередь это должен был быть ее муж. Какая знакомая ситуация! Он вспомнил реакцию Джинни. И Джинни повела себя еще вполне терпимо, ему грех было жаловаться! До сих пор он изо всех сил хотел надеяться, что им удастся скрыть правду хотя бы от Рона. Во всяком случае, на какое-то время. Теперь же, смотря на Гермиону, он понимал, какая глупая это была надежда. Единственный вопрос, который оставался — насколько давно это происходит с ней? Когда фантазии одолели ею? До их взаимного признания или после? Хорошо, если после, тогда, возможно, всё еще может обойтись…
Впрочем, кого он обманывал?! Конечно, ничего уже не могло обойтись — ни в каком случае!
Он наблюдал за мечущейся маленькой фигуркой на жесткой кровати и в очередной раз думал, сколько же им двоим еще переживать бесконечные испытания, которые наваливала на них жизнь? Всего год назад казалось, что они наконец-то смогут оставить позади привычку сжимать зубы и терпеть. Привычку откладывать на потом всё самое хорошее, привычку концентрироваться и мобилизовываться по каждому серьезному поводу. И вот — снова, как будто ничего и не изменилось. Ладно еще он, возможно, у него от рождения была такая судьба. Но она оказалась словно привязана к этой самой его проклятой судьбе. Словно бы он втягивал ее за собой в собственные неминуемые проблемы. Да, впрочем, и не только ее. Совсем недавно он переживал по поводу своей жены.