Визит из преисподней
Шрифт:
— Мальчики, тише, умоляю! Только не устраивайте здесь свару! Давайте отступим на базу и поговорим спокойно…
— …Хм, да у вас тут премило! — одобрил Кобелян, которого мы, как порядочного гостя, пропустили на нашу «базу» первым. — Ого, какая штукенция! С чем ее едят? Так-так, кажется, дошло… Любопытно, любопытно! Хорошенькими делами вы тут балуетесь…
Бегло ознакомившись с оптической системой прицельного прослушивания, «порядочный гость» бесцеремонно развалился посреди пещерки. Григорий так же бесцеремонно подвинул его, чтобы сесть рядом со мной.
— Ну ладно, братья-разбойнички! — Гарик прикрыл глаза, приготовившись
— Нет, Папазянчик, так не пойдет. Колоться будем оба. Или ты станешь мне рассказывать сказки, что тебя послало сюда твое начальство?
Гарик открыл глаза, тряхнул черной лохматой башкой:
— Ну, Татьяна!.. Признаю: я тебя сильно недооценил. Ладно, ничья: один — один! Можете считать, ребятки, что сейчас я не мент, а друг. Но предупреждаю: если вы что-то натворили или собираетесь натворить — не надейтесь, что Гарик Папазян закроет на это глаза!
Гриня посмотрел на меня, и я едва заметно кивнула: этим словам можно было доверять на все сто и даже больше. Все, что будет здесь сказано, в этой пещере и останется.
И мы рассказали ему все, умолчав только о наших приключениях в логове Батыра и об информации, полученной от «крестного отца». И еще о том, что именно мне принадлежит «честь» обнаружения трупов Пфайфермана и Визиря. Гарик узнал о страданиях Бутковского, о той роли, которую сыграла в этой истории его жена — «шикарная брюнетка с зелеными глазами»; узнал о старых счетах Артиста с хозяином «Бутона» и его охранником-водителем, о мотивах убийства респектабельного замдиректора фирмы Семена Яковлевича и о том, что в этом самом складе в ста метрах от нашего убежища головорезы Артиста скорее всего сторожат похищенного мальчика…
По ходу нашего рассказа старший лейтенант милиции Папазян, временно уволивший себя из органов, приходил то в ужас, то в ярость, то в изумление, то в восхищение; раза три порывался надеть на нас с Григорием «браслеты», но вовремя вспоминал, что обещал быть другом. И в конце концов признал, что мы вели себя «по-идиотски, но правильно» и сам бы он тоже на нашем месте «ни хрена в нашу поганую ментовку не заявил».
Потом наступил наш черед слушать, хотя на это ушло гораздо меньше времени. Гарик рассказал, что вышел на усть-кушумский склад через оргкомитет сабантуя. Уже после того, как в минувший понедельник Галантерейщик неожиданно заявил о себе убийством Семы Пфайфермана, информаторы сообщили, что, кажется, Артист сблизился кое с кем в татарских «верхах», в обход некогда всесильного, но нынче пошатнувшегося Батыра. Но «этот козел майор Тимошенко» и слышать ничего не хочет о сабантуйном следе в деле Артиста и по-прежнему посылает Папазяна и его товарищей искать старого приятеля по воровским «малинам». Вот Гарик и решил на свой страх и риск проверить один адресок… По этому-то адресу мы с ним и встретились.
— Ну вот, Папазянчик, и теперь мы тут сидим втроем за пять минут до рассвета и не знаем, как подступиться к этой проклятой хибаре, — печально подытожила я. — Похоже, остается один выход: лезть туда внаглую, открыто. Но меня Чайханщик засек, и Гришу они наверняка знают со слов Артиста, а может, он им его и показал уже… Что делать?
— Снять штаны и бегать, как говорил один мой кореш, Царство ему Небесное… Только, боюсь, в нашей ситуации и это не поможет. Ладно,
— Гарик!..
— Что — Гарик? Я скоро тридцать лет Гарик… Хоть бы благословила на дорожку по русскому обычаю, так ведь и этого нельзя — твой монстр того и гляди шею свернет! Ишь как смотрит…
— Ладно уж, пугливый какой нашелся… — Орлову идея «благословения» не очень понравилась, и все же Гарик был ему явно симпатичен. — Вернешься живым — я тебя сам за нее поцелую!
— А вот этого не надо, премного благодарен! Ты не в моем вкусе, старина. Держи лучше пушку. — Гарик отстегнул кобуру, пристроенную под мышкой, похлопал себя по карманам, вспоминая, не осталось ли там чего-нибудь изобличающего. — Только не вздумай здесь стрелять по птичкам, я этого не люблю. Если не вернусь, ребята, — считайте меня капитаном!
— Вернешься, Гарик. Я в тебя верю! — Я вручила ему «жучок» и получила взамен воздушный поцелуй.
— Я пойду с тобой на всякий случай, а? — Григорий удержал его за руку.
— Сиди уж в своей берлоге, медведь, ты мне всех овечек распугаешь!
Через минуту его широкая спина в черной ветровке растворилась в предутренней мгле. Я взглянула на часы:
— Вот ведь… А тоже мент! — озадаченно протянул Гриня вслед ушедшему герою.
Как бывший зек он был абсолютно убежден, что если среди ментов теоретически и встречаются порядочные люди, то — не чаще, чем вегетарианцы в племени людоедов.
Мы бросились к прослушивающему устройству и вскоре засекли Гарика, бодро спускающегося по склону. Он не таясь насвистывал «Тореадор, смелее в бой!», а вскоре начал вовсю горланить что-то протяжно-восточное — очевидно, из национального фольклора. Свое исполнение он щедро пересыпал междометиями, фразеологизмами и замечаниями, с которыми, по его мнению, пьяный русско-армянский гуляка может возвращаться домой в темноте по пересеченной местности. Папазянчик великолепно входил в образ. Если б не серьезность момента, мы с Гришкой надорвали бы животики.
Наконец, по моим расчетам, «живец» достиг пределов видимости складской охраны. Он немедленно подтвердил это радостным восклицанием:
— Вай-вай-вай, избушка! Гарик-джан, куда это тебя нелегкий занес, а? Е-мое, вот так фикус-пикус… Лю-ди!!!
Не переставая взывать к роду человеческому, Гарик через несколько нетвердых шагов загрохотал кулаком в железную дверь. Мы с напарником затаили дыхание…
Перед безмолвной запертой дверью Папазяну пришлось бесчинствовать, наверное, минут пять, так что мы наверху уже начали терять надежду, а бедный Гарик, должно быть, отбил себе все руки. Наконец до нас долетело смутное шевеление, и вслед за этим — глухой голос, заспанный и грубый:
— Чего надо, козел?
Это не был мой знакомец Чайханщик — значит, Акула.
— Мужик, друг! — с воодушевлением завопил Гарик, не выходя из образа. — Открой, ара! Потерялся я, слушай! Гости был, вино пил… Как деревня найти — не знаю!
— Пошел на…!
Слышимость была не ахти, но лучшей в данном случае и не требовалось.
— Зачем ругаешься, ара?! Я к тебе как человек, а ты как собак… Открой, говорю! Лю-ди! — Пришелец затарабанил в дверь с новой силой.
— Ну, е-б-х-ц-ч… я те щас открою!