Визит из преисподней
Шрифт:
— Ты умница, Гарик!
— И, заметь, приятный мужчина. С тебя причитается…
Он, как и обещал, доставил меня до самой квартиры и даже настоял на осмотре помещения, дабы убедиться, что призрак Галантерейщика не притаился где-нибудь в темном углу. Призрака не было, и Гарик повернулся ко мне:
— Ну, дорогая, заодно могу сделать тебе горячую ванну и уложить в кроватку. Приказывай!
— Да пошел ты, ара!
— Иду, иду. Я же хочу хоть немножко побыть еще и капитаном.
Все-таки сорвав с моих губ прощальный дружеский поцелуй, он поскакал вниз по лестнице, насвистывая
Дальше не помню совсем ничего. До самого момента, когда уже при свете дня меня разбудило ощущение, приятней которого я не знаю: мой милый был рядом со мной и нас ничто не разъединяло. Вспомнив свой вчерашний кошмар, я опять дала волю рукам; но то, что они находили, было слишком реальным, живым и горячим, чтобы беспокоиться из-за каких-то глупых снов…
— Прекрати, хулиганка…
— Гриня… Который час?
— Восемь. А тебе это зачем?
— Просто… Не могу поверить, что никуда не надо бежать. Как там Олег?
— Инфаркт. Но могло быть хуже. Врачи говорят, опасности для жизни нет.
Проклятый сероглазый дьявол: накаркал все-таки!
— А Антошка?
— Тоже в больнице. Слабенький, конечно, нужна реабилитация, но в общем — порядок.
— А тебе нужна? Реабилитация?..
— Мне-то? Ну, поспать минут шестьсот не мешало бы, но учитывая опасность, исходящую от крокодилов…
— Иди ко мне!
— А к кому я пришел?..
…Когда мы с напарником прошли полный курс реабилитации, суббота уже клонилась к вечеру. Мы собирались проведать отца и сына Бутковских, а потом устроить себе ужин при свечах на две персоны — конечно, с шампанским и ананасами. Пока Гриня плескался в ванной, я решила попытать судьбу насчет ближайшего будущего.
Ничто не предвещало беды, и вдруг…
25+3+17. «Смотрите не лишитесь того, что недавно приобрели».
Что? Опять — лишаться?! Нет, я этого не вынесу…
И тут мой взгляд упал на перекидной календарь: пятница, 13 июня. На календаре был вчерашний день! Так вот в чем дело: я не перевернула листок, как бы не закрыла в своей памяти события этой чертовой пятницы, и судьба выбросила мне ее черные символы! Это мое вчерашнее несостоявшееся гадание…
Ну уж дудки! Больше я не собираюсь никого терять! Я протянула руку и, трижды плюнув через левое плечо, перевернула листок. Все! Чур меня!
А ну-ка попробуем еще разок… Ага, вот это мне нравится гораздо больше!
35+11+22. «Непредвиденные, но весьма благоприятные перемены…» Немного туманно, но раз «благоприятные» — опасаться нечего.
Через час, усаживаясь в свою машину, я обнаружила первую благоприятную перемену. Могу поклясться, она произошла уже после того, как мы с Гариком ночью вернулись в город. Из-под сиденья я вытащила маленький черный «дипломат», в котором обнаружились 50 тысяч долларов и видеокассета. «Крестный ата» держал свое слово!
Вообще-то в «дипломате» вполне могла оказаться и бомба, но это пришло мне в голову только после того, как я его открыла. Впрочем, бомбу-то уж никак не отнесешь к «благоприятным переменам»!
Пришлось вернуться домой: с таким багажом не очень вольготно путешествовать по больницам и супермаркетам.
Я вставила ее в щель «видика» и… невольно прижалась к супермену. Это была записанная на пленку сцена расстрела машины Артиста.
Зрелище, которое заняло всего три минуты экранного времени, потрясло каким-то мистическим ужасом, роковой неотвратимостью возмездия. Это было даже не убийство — исполнение приговора. Вот черная роскошная машина мчится по темной пустой дороге навстречу камере, снимающей откуда-то сбоку… Вот из тьмы — кажется, со всех сторон! — вырываются столбы сплошного огня, скрещиваются на автомобиле, в одно мгновение обвивают его… Всего долю секунды в ярком свете отчетливо видно бледное лицо человека, сидящего за рулем, — но зрители успевают его различить… Вот уже не машина, а огромный факел становится вертикально на передний бампер, падает на крышу, потом, перевернувшись еще пять или шесть раз, скатывается с дороги далеко на обочину, в поле… И наконец — взрыв! Громадный язык адского пламени взлетает высоко-высоко в чернильное небо… И еще минуту или полторы на экране безмолвно пылает погребальный костер, и на землю сыплется дождь огненных обломков и сверкающих искр.
— Господи, расстреляли из огнеметов! — прошептал мой напарник.
В его широко раскрытых глазах плясали отсветы огня, пожиравшего того, кто приготовил такой же костер для него, моего Гришки Орлова…
Вот и все. Финита ля комедия! Артист сыграл свою последнюю роль.
Может, ты, Галантерейщик, и был гением злодейства, но оракулом оказался никудышным. Вот он, финал твоего спектакля… Занавес!
Экран погас. Орлов первым обрел дар речи:
— Что, твой Батыр совсем из ума выжил? Дать нам в руки такую улику… Или надо ожидать, что и с нами случится то же самое?
— В принципе не исключено. Но зачем бы ему тогда отваливать столько деньжищ?
Ответом нам был острый запах какой-то химии, исходящий от видеомагнитофона. Переглянувшись, мы бросились к нему и вытряхнули на пол дымящуюся кассету. Из нее посыпался серый прах: пленки больше не было… Она самоуничтожилась!
— Фантастика! — в один голос сказали мы с Григорием Васильевичем. Однако не такой уж он кондовый консерватор, этот кушумский «хан» Батыр…
Впечатления этого видеопросмотра не испортили нам ни планов, ни аппетита, и субботний ужин (плавно перешедший в воскресный завтрак) прошел в теплой и дружественной обстановке. И тут я дождалась второй благоприятной перемены.
— Слушай, золотко, — вспомнил Гриня, — а у меня ведь со вторника начинается сессия! За делами как-то недосуг было тебе сказать. Как ты смотришь на то, чтобы махнуть со мной в столицу? Если, конечно, не боишься общества скучного провинциального студента, корпящего над учебниками. Правда, на «Президент-отель» у меня бабок не хватит, но хорошенькую уютную квартирку на Кутузовском я тебе обещаю. Идет?
— Ах ты жмот! Это с двадцатью пятью тысячами баксов у тебя нет бабок на отель?!
— Знаешь что… — Он прищурился и даже поставил бокал. — Ты как хочешь, а мне грязных мафиозных денег не надо!