Визит с того света, или Деньги решают не все
Шрифт:
Марина подошла к кровати и заглянула Леону в лицо, почти наполовину скрытое повязкой. Левый глаз был закрыт, но веко подрагивало.
– Леон… Леон, ты меня слышишь?
– Да, – хриплым голосом отозвался он, – здравствуйте, Марина Викторовна.
Коваль вздрогнула, а Леон продолжил:
– Если бы мне сразу знать, кто вы…
– Забудь все, что ты слышал, как забудь и то, что видел, – произнесла она четко. – Нет никакой Марины Викторовны, уже много лет нет. Все. И спасибо тебе… за Женьку.
– Перестаньте. Вы вчера спасли мне жизнь… я ведь слышал сперва, что вы хозяину кричали, но потом снова как-то отключился. Если бы вас не было, он бы никаких врачей не вызвал, я это знаю. Кто я – так, телохранитель. А теперь и на это не гожусь – без рук, без глаза.
– Перестань. Женька руки сжег азотом, говорили, что вообще гнуться не будут, сухожилия повреждены, подвижность пропала. Но он разработал же. И ты разработаешь. А работу можно другую найти – ты ж не без ног. Преподавать пойдешь в какую-нибудь охранную школу – у вас, смотрю, их как грибов после дождя. Знания-то не исчезли. У меня охранник был – Генка, тому вообще кисть топором снесли, правую. И ничего – он у меня еще несколько лет работал, потом у племянника моего, а потом вообще у Беса. Так что не переживай, поправляйся – образуется все.
Она чувствовала, что Леон не верит ей, но ничего другого предложить ему, к сожалению, не могла. Марина тоже хорошо знала Ворона – заподозрить того в альтруизме было довольно сложно, и в том, что уже сегодня он ищет замену Леону, она не сомневалась. Женька делал ей знаки рукой, давая понять, что хватит бередить свежую рану у парня, и она отошла назад, села возле мужа и шепотом спросила:
– Ну, и как жить? Как жить, когда кругом не люди, а дерьмо неблагодарное? Леон решил все проблемы Ворона – и теперь все? Я не понимаю!
Хохол взял
– Ты не можешь этого изменить. Не все такие, как ты…
Марина заплакала, и Женька испугался:
– Ну, что ты, милая? Зачем? Не надо… все закончилось, поверь – закончилось. Хочешь, я прямо сейчас отсюда уйду? Я на самом деле себя хорошо чувствую, лежать все равно не могу… Мы уедем домой – прямо завтра утром, хочешь?
– Хочу, – всхлипнула она, размазывая по лицу слезы. – Только…
– Со мной все в порядке, я тебе клянусь. Иди к врачу, пусть напишет, чем лобешник мазать, ты же врач у меня, сама все сделаешь. А мне в сто раз приятнее, когда ты руками касаешься, чем кто-то еще. Все, иди.
Марина так и не высказала Ворону всего, что хотела, к чему, когда человек все равно не поймет, не оценит, не изменится? Только воздух сотрясать. Но она сделала другое. В одном из банков открыла счет на имя Леона, стянув его паспорт из тумбочки перед уходом из больницы, и положила туда ощутимую сумму, а документ и банковскую карту отправила с курьером прямо в больницу. Женька, узнав об этом, одобрительно кивнул, но промолчал – знал, что Коваль терпеть не может, когда кто-то замечает за ней такие вот порывы, как будто стыдится того, что сделала. По дороге в аэропорт она все-таки попросила водителя заехать на кладбище и одна, заставив Хохла остаться в машине, пошла к могилам. Внутри все молчало, как будто не было до этого таких мучительных моментов у могилы первого мужа, как будто ее сердце не сжималось при взгляде на собственную фотографию на черном памятнике рядом, как будто все это было не с ней. Оставив на могиле Егора традиционные белые розы, Коваль вышла из ворот кладбища и, не оборачиваясь больше, пошла к машине. Все дела в этой стране у нее были закончены…