Визитка. История одной опечатки
Шрифт:
Завтракали молча. Вегетарианка Валечка ела салат, и дула один из своих фитнес – коктейлей, с легким презрением наблюдая, как муж поедает яичницу с ветчиной. Когда тишина стала совсем уж тягостная, зазвонил телефон.
– Слушаю, – Юлий Петрович снял со стены трубку и вернулся к столу.
– Да, это я, только не Юрий, а Юлий, – ответил он, цепляя вилкой из желтой яичной жижи кусок ветчины. – Да, знаю. А в чем дело?
Он замолчал, слушая трубку. Валечка нарочито зевнула и стала убирать посуду.
– Где он? – севшим голосом спросил Юлий Петрович. –
– Куда на сей раз? – с деланным равнодушием спросила Валечка.
– В морг.
– Дурацкая шутка. Ты вообще-то обещал, что мы после обеда сегодня на турбазу поедем. Там конкурс авторской песни будет…
– Мишка Бакланов разбился, – перебил Валечку Юрий Петрович, всем телом оборачиваясь к жене. – Представляешь, после того, как меня привез, и к себе поехал. Насмерть разбился!
«Жизнь состоит из игры в ситуации и самих ситуаций, которые ничего общего с игрой не имеют», – думал Юлий Петрович, поднимаясь из холодного подвала морга в солнечное майское утро. «Как бы мы не моделировали свое поведение, на эти ситуации, реальность почти всегда застигает нас врасплох, и все происходит совсем не так, как в уютных размышлениях»
Да, смерть, о которой Юлий Петрович так часто и с удовольствием любил рассуждать, смакуя тоску по уходящей молодости и силе (в то же время тайно радуясь еще достаточному наличию того и другого), явилась в это утро без предупреждения. И никаких особых чувств, кроме того, как это буднично и просто может случиться, Юлий Петрович поначалу не испытал. Успел ли, интересно, осознать Мишка в ту долю секунды, когда серая тумба опоры моста летела ему на капот, что это конец?
Следователь, вызвавший его в морг на опознание, не выспавшийся, усталый после ночного дежурства по городу, сообщил, что на Маяковского Мишку попытались остановить гаишники, а тот дал по газам и начал от них уходить. Летел, как сумасшедший, нырнул под мост и не вписался в поворот.
– Никаких родственников мы пока не смогли установить, но нашли у него эти визитки, – сказал следователь. – Решили побеспокоить.
– Правильно, – ответил Юлий Петрович. – Нет у него здесь никакой родни.
Он узнал эти визитки – бракованная партия. В имени допустили опечатку, и Юлий Петрович вернул брак в типографию. Всю жизнь его норовили назвать Юрием, а не Юлием. В детстве он даже представлялся этим именем, стесняясь настоящего, девчачьего, на его взгляд. Только позже, узнав о Цезаре, начал гордиться. Часть этих визиток Мишка зачем-то взял себе. Вечно норовил что-нибудь стащить со стола, когда приходил.
Из морга Юлий Петрович поехал в «Нерон», имея в голове невообразимую кашу и не зная, что делать дальше.
Красивый трехэтажный терем красного кирпича нынче не обрадовал своего хозяина. А только вчера, устраивая помпезное открытие своего третьего по счету торгового центра, Юлий Петрович чувствовал себя почти счастливым человеком. Строительство, длившееся целый год сильно вымотало его. Чиновники, начиная с жирной крысы
Были оплаченные местные телевизионщики и газетчики, крученые гирлянды воздушных шаров шли по фасаду, за отдельное «спасибо» пожаловал глава районной администрации помочь перерезать ленточку, ансамбль песни и пляски гремел для всеобщего удовольствия со специального помоста перед входом. Был даже дрессированный медведь, одетый в красную атласную косоворотку. Виляя задом, он бегал по сцене за хозяином, приседал и кружился ради куска сахара.
После официальной части последовала полуофициальная, в ресторане, с нужными людьми, а еще позднее, ближе к полуночи наступила неофициальная часть. Заказав сауну, Юлий Петрович отправился туда со своими школьными друзьями – Мишкой Баклановым и Андреем Ковальчуком. Там-то Юлий Петрович и перебрал лишнего. Сейчас он пытался вспомнить момент, когда последний раз видел Мишку живым. Вот он, зажимая в кулаке, нательный крест, сидит в парилке, вот, двигая худыми лопатками, собирается прыгнуть в бассейн…
Юлий Петрович заперся в своем новом директорском кабинете, и, не в силах противостоять ситуации, достал бутылку водки.
Вчера в это время Мишка был жив, и впереди у него оставалось еще около шестнадцати часов до отчета в минус бесконечность. Какой все-таки магической силой может наливаться в сознании этот невидимый рубеж, после которого, как после последнего росчерка сердцебиения на экране электрокардиографа, идет прямая линия! Если бы только прошедший день можно было вернуть, изменить ход событий!
– Юла, ты куда собрался? – спросил Мишка в бане, когда Юлий Петрович ни с кем не прощаясь, ушел в раздевалку и начал натягивать брюки.
– Домой, – Юлий Петрович тяжело сопел, его качало, он наваливался на дверь кабинки, отталкивался всем плечом, но, теряя равновесие, наваливался снова. – У меня жена дома молодая… Мне еще ей вставить надо…
Бакланов засмеялся, чем очень обидел Юлия Петровича, не терпящего, особенно в пьяном виде, никаких смешков при упоминании о своей жене.
– Да ты ногу в штанину вставить не можешь, – веселился Мишка. – А все туда же! Трусы, кстати, забыл надеть!
– Куда это туда же? – тотчас ощетинился Юлий Петрович, поднимая на Бакланова злые пьяные глаза. И вот что обидно – не водилось за ним прежде особой агрессии в пьяном виде, ну максимум поспорит, покричит, а тут как перемкнуло! Все это были нервы, заглушенное подсознание проблем, которые водка выдавила вместе со злобой. Устал он от дел, от нервотрепок, от личной неустроенности. Устал улыбаться и изображать, как у него все хорошо. Смотреть на других улыбающихся, и ревниво думать, что у тех действительно все хорошо!