Визуальная культура в медиасреде. Современные тенденции и исторические экскурсы

Сальникова Екатерина

Как мы видим, телевидение и телевизор гибко подстраиваются под многообразие современных потребностей, перенимают особенности функционирования других экранных форм. Телевидение как бы приглашает пользователя относиться к нему по-современному, то есть легко менять один тип коммуникации на другой и третий. Эти трикстерские качества, несомненно, сдерживают процессы устаревания телевидения.

В нынешнее время сделались более внятными очертания некоей сущности (или сущностей) телевидения, а вместе с этим окончательно сформировалась и становится массовой особая мотивация телепросмотра. Люди включают телевизор не потому, что им нравится контент. Даже не только потому, что им необходим легкодоступный портал выхода на просторы большого мира в его виртуальной ипостаси. Телевидение создается либо государственными компаниями, либо частными, либо общественными учреждениями. И потому его воздержание от интерактивности и подлаживания под очень разные социальные страты есть своего

рода гарантия, что оно представит достаточно адекватный автопортрет либо государства, либо общества, тех или иных деловых кругов, одним словом, того человеческого сообщества, которое является в прямом или переносном смысле заказчиком данного телеконтента. Можно включать ТВ для того, чтобы увидеть, как подается этот мир определенными сообществами, силами, структурами. Увидеть, как эти сообщества, силы и структуры хотят показывать жизнь. Можно смотреть телевизор для того, чтобы понять, как модераторы линеек телепрограмм мыслят своих зрителей. Телевидение – это многократное «возвращение портретов».

Поэтому сохраняют актуальность бурные эмоциональные реакции телезрителей на то, что им показывают. Далеко не всем просто лень выключить телевизор или попытаться найти подходящие себе каналы в коммерческих пакетах кабельного ТВ, переключиться на интернет или ходить в театр и кино вместо того, чтобы тратить свое время за телеящиком. Подспудно люди желают, чтобы телевидение само хотело и могло быть другим, таким, чтобы оно временами им нравилось и даже восхищало. Потому что это будет означать, что автопортрет общества, государства и большого бизнеса устраивает зрителя, то есть эти могущественные структуры зрителем одобряются, вызывают уважение, надежду, их взгляды на мир вызывают в зрителе понимание, солидарность, интерес. Таким образом, сегодня телепросмотр, будучи «средством конструирования идентичности», особенно актуальным в обществе, где «в силу исторических причин, возникли серьезные проблемы самоописания» [62] , все чаще выступает импульсом для индивидуальных поисков идентичности. И поиски эти происходят в процессе критической рефлексии о телевизионном контенте как серии парадных портретов своего общества.

62

Лапина-Кратасюк Е. Конвергенция телевидения и интернета в российской медиасистеме первой половины 2000-х гг. // Экранная культура. Теоретические проблемы. Сб. ст. / Отв. ред. К. Э. Разлогов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2012. С. 580.

Итак, свойства экранного трикстера сочетаются у ТВ со свойствами общественного автопортретирования. В восприятии всякого конкретного зрителя оказываются более и менее значимыми и востребованными те или иные типы коммуникации. Гибкость современного человека и многовариантность взаимодействия с экранными средствами как таковыми восполняют тот недостаток гибкости и инерактивности, который объективно заложен в самой сути телевещания.

Глубинная личностная коммуникация

Идеально осуществляют такую коммуникацию ноутбук и стационарный компьютер с монитором, клавиатурой и процессором. Предполагается местонахождение экрана на расстоянии вытянутой или чуть согнутой руки. Наиболее органичное для такой коммуникации – автономное пребывание экрана не в руке человека, а в статике и покое, на какой-либо поверхности (стол, прилавок, диван, колени пользователя и пр.). Также важна возможность длительного комфортного использования экранной техники в положении сидя.

Подобные расстояния годятся для осуществления жестов довольно официального приветствия с рукопожатием. Мизансцена аналогична мизансцене встречи и проведению длительных переговоров за столом, в процессе светских, политических, деловых контактов, целеустремленного общения. Возникают и ассоциации с мизансценой настольной игры, будь то карты, шахматы или нечто иное. Впрочем, с таким же успехом можно рассматривать настольную композицию с компьютером по аналогии с мизансценой трапезы и беседы близких людей. Мышка и клавиатура находятся примерно на расстоянии согнутой или полусогнутой руки – чуть дальше, чем тарелка со столовым прибором. Монитор – еще на полруки дальше, на расстоянии сахарницы, кофейника, вазы с цветами, настольной лампы, настольной фотографии семьи в рамочке, сувениров и пр.

За собственным компьютером, расположенным на приватной территории пользователя, удобно сидеть долго и заниматься какими-либо делами, требующими длительного сосредоточения, выполнения большого ряда задач, восприятия

больших блоков аудиовизуальной информации, которую нежелательно дробить на более мелкие и разрозненные блоки, отстоящие друг от друга во времени восприятия. Регулярность, частота и длительность сеансов как бы подразумеваются изначально. Домашний индивидуальный компьютер словно приглашает человека осуществлять погружение в свои недра, осваивая все новые и новые операции, а также погружаться в недра интернета, осваивая все новые и новые информационные блоки.

Компьютер, находящийся в круглосуточном пользовании и готовности к работе, словно предъявляет пользователю требование быть усердным работником, неутомимым игроком, активным блогером, любознательным искателем, бесстрашным открывателем. Кажется, что потенциальные возможности, связанные с пребыванием за компьютером, заведомо и многократно шире и масштабнее возможностей и потребностей одного человека. И пользователь оказывается перед лицом этого непроизнесенного, однако неотменяемого факта. Поэтому роль домашнего компьютера гораздо противоречивее, нежели роль услужливого стюарта, умного ассистента или доброго друга, который всегда рядом. Наряду с этими ролями прочитываются и роли оценивающего босса, требовательного партнера, коварного конкурента, соблазняющего субъекта, словно постоянно вопрошающих своего обладателя: «Что ты можешь? Насколько многого ты желаешь? Докуда простирается твоя амбициозность, азартность, изобретательность, фантазия?

Умеешь ли ты загружать меня работой по-настоящему? Сколько во мне ты еще не понял?»

Противоречие между внешней вещностью компьютера и внутренней бескрайностью его контента, гигантским объемом возможностей и функций, радикально отличающим его от вещей без электронной начинки, создает вечное поле напряжения. Компьютер нельзя постичь до конца. И в этом он действительно сродни одушевленному существу, которым нельзя просто манипулировать, просто пользоваться.

Компьютер – символический образ современной электронной цивилизации. В этом смысле он наследует место трактора, автомобиля, самолета, космической ракеты. Его отличие от предшественников, также являвших символическое обозначение современности и центральные образы (каждый – своей эпохи), заключается в том, что он круглосуточно находится в том приватном пространстве, где человек живет.

Компьютер не остается ни в поле, ни в гараже, ни на аэродроме или космодроме. Мы чаще видим не его изображение или его модели, находящиеся в общественном пользовании, в публичном пространстве. Компьютер маячит перед глазами, сопровождая нашу повседневность, нашу обыденность. И при том, что человек имеет шансы полностью адаптироваться к виду компьютера как продолжению мебели и семьи, все-таки компьютер остается центральным символом эпохи, который предъявляет своему хозяину эту самую эпоху, постоянно напоминает о мобилизованности человека бегущей вперед, в будущее, современностью.

В каком-то смысле приватное жилище перестало быть по существу и полностью приватным после того, как там поселился сначала телевизор, потом компьютер, а теперь все чаще – несколько компьютеров и еще мелкая мобильная электроника. Дом является «новейшим транспортным средством», как метафорически формулирует О. Сергеева [63] . Возникает тип «центробежной» приватности, при которой пользователь может позволить себе физическое уединение в частном пространстве, однако не может отключиться от публичного присутствия в большом мире, ведя дела по интернету. И если живому человеку необходимо делать перерывы в активной жизнедеятельности, то компьютеру достаточно всего лишь перезагрузки, что ставит индивида перед лицом силы, заведомо превосходящей его собственные. Мобилизует не контент электронных массмедиа, а само сознание возможностей круглосуточного функционирования компьютера бок о бок с живым утомляемым человеком.

63

Сергеева О.В. Компьютерный экран как элемент домашней повседневности // Экранная культура. Теоретические проблемы. Сб. ст. / Отв. ред. К.Э. Разлогов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2012. C. 275.

У современника, не являющегося профессионалом компьютерного дела, может рождаться комплекс «несоответствия должности идеального user’a», а вместе с ним – комплекс несоответствия своей эпохе, комплекс собственной недостаточной ориентированности в электронное будущее. Компьютер – то, что человека как будто бы внутренне оценивает, потому что человек бесконтрольно начинает оценивать себя применительно к компьютеру. Компьютер, в свою очередь, тоже оценивается своим хозяином по критериям, которые множатся и множатся, уточняются и отменяются в процессе длительного взаимодействия. В любом случае на подсознательном уровне у домашнего компьютера и его обладателя есть определенные отношения. Они могут быть деловыми, романтическими, драматическими, но, как правило, они есть, и они определяют атмосферу процессов длительного, с погружением, взаимодействия компьютера и человека.