Вкус ледяного поцелуя
Шрифт:
– А у тебя есть другая версия? – хмыкнул Лукьянов.
– Нет. Твоя очень похожа на правду. Кто реально мог провернуть такое?
– Родители.
– Допустим. Но Серафимович найти было не так просто, она сменила фамилию.
– Оттого на это и ушло два года.
– Меня смущает мент. Ведь учительница видела его удостоверение. Возможно, кто-то попросил его об услуге или попросту нанял, а возможно… Кто-то вел это дело двенадцать лет назад. Вешняков говорил, там такие подробности, у кого хочешь крыша съедет. Для мента провести
– Романтично. Я склоняюсь к мысли, что все гораздо проще. Жаждущие мести просто заплатили наемному убийце или убийцам. А также менту.
– Дорогое удовольствие.
– Так, может, и люди не бедные, – пожал плечами Лукьянов. – Мы тут много всего напридумывали, – продолжил он со смешком, – а сами даже толком не знаем, имеют ли две другие женщины отношение к тому давнему убийству. Одних слов учительницы, что они были подругами “не разлей вода”, недостаточно. В конце концов, велось следствие и осудили только двоих.
– Черт, – пробормотала я, почувствовав нечто вроде озарения.
– В чем дело? – насторожился Лукьянов, наблюдая за мной.
– Доедай скорее свою рыбу, и поехали, – поторопила я.
– Куда? К матери девочки?
– Нет. Это подождет. Поехали к Иванову.
– Зачем тебе Иванов? С ним уже говорили.
– Ага. Одна его фраза меня еще тогда насторожила, а теперь… Поехали.
Лукьянов спорить не стал, закончил свой ужин и поднялся.
– Поехали. Любопытно, что ты задумала.
Иванова дома не оказалось. Старушка-соседка, что встретилась нам в подъезде возле его квартиры, сообщила:
– В пивнушку он пошел, здесь, за углом. Тяжело мужику, такое горе… Иногда и выпить не грех, чтоб хуже не стало. Люди разные, кто-то и руки на себя от горя может наложить. А на нем лица нет. Говорит, пойду с народом посижу, а я ему: и правильно, Сережа, с народом легче горе унять. Вы бы оставили мужика в покое.
– Мы бы рады, – вздохнула я, – но работа такая…
– Ясное дело. Убийцу искать надо, весь город гудит, только и разговоров. Найдете?
– Найдем, – сказала я убежденно, потому что в тот момент была уверена в своих силах.
У меня такое случается, правда, случается, что и уверенность, и силы куда-то улетучиваются, остается лишь кукиш с маслом, но не всегда же… иногда и мне везет.
– Ну-ну, – кивнула старушка, не очень-то поверив, а Лукьянов, косясь на меня, усмехнулся.
Мы простились со старушкой возле подъезда, я еще раз уточнила, где пивная, и устремилась туда. Лукьянов по-прежнему вопросов не задавал и мое утверждение, что убийцу мы найдем, не комментировал.
Пивнушка действительно оказалась тут же за углом, в полуподвале. Скромная вывеска “Рюмочная”, три ступеньки вниз. В прокуренном помещении за столами сидели мужчины, одежда да и весь облик которых намекали, что деньги, с которыми они сюда явились, скорее всего, последние, а то и просто зашли наудачу, вдруг кто поднесет
Возле деревянного столба, поддерживающего низкий свод, сидела крикливая компания, украшением которой были две юные особы – у одной синяк под глазом, у другой разбита губа. Они выясняли отношения с кавалерами, мужиками без возраста, один из которых, со всклоченной бородой и шалыми глазами, вдруг заорал, повернув ко мне голову:
– О, власть пожаловала. Гляди-ка, не побрезговала. У нас что, опять выборы? Заступнички в народ пошли.
– Да она девка простая, – радостно заржал второй, – она с нами выпьет. Выпьешь, красавица?
– Ага, – кивнула я. – На твоих похоронах. Как надумаешь копыта отбросить, свистни.
– А вот я тебе сейчас… – начала девица с синяком, грозно поднимаясь.
Я легонько толкнула ее в грудь, и она рухнула на пол вместе со стулом, не оттого, что я толкнула ее действительно сильно, просто пьяная была в стельку. Обе девицы завизжали. Я ожидала продолжения, но мужики точно прилипли к своим стульям, даже попыток поднять подругу и то не предприняли.
– Уймите баб, – посоветовал им Лукьянов, а бабы, как по волшебству, стихли. Лукьянов мог быть очень убедителен, это я хорошо знала.
Бармен вытянул шею, пытаясь сквозь завесу дыма разглядеть, что происходит.
– Эй, что за шум? – крикнул он грозно.
– А никакого шума, братан, – разводя руками, заверил его Лукьянов, и тот, понятное дело, сразу поверил.
А я тем временем смогла обнаружить Иванова. Он сидел в углу, спиной к публике, в компании поллитровки и двух кружек пива. Одна кружка была пуста, бутылка тоже наполовину оприходована. На шум он даже не повернулся. Мы подошли, я устроилась рядом на свободный стул, Лукьянов замер возле стены, сложив руки на груди. Иванов поднял на него взгляд и покачал головой.
– Оставьте меня в покое. Горе у меня, ясно?
– У нас тоже, – заверила я. – Большое. Зовется – маньяк. Не люблю я маньяков. Он их вообще терпеть не может, – кивнула я на Лукьянова.
– Не понимаю, чего ты болтаешь.
– Ничего страшного. Я сама не всегда понимаю. Главное другое, главное, чтобы ты сообразил: пока ты мне кое-что не расскажешь, водку не допьешь. Выдохнется водка, благо бутылка открытая. Ну так что, поговорим и разбежимся, или хочешь, чтоб я тебе душу мотала?
– Я милицию позову. Нет такого закона, чтоб человека…
– Я сама милиция. И закон. А у него вообще звезда шерифа. Хочешь, покажет?
– У меня, между прочим, жена погибла. Могу я…
– Вот о жене мы бы и хотели поговорить.
– Так ведь говорили уже, – скривился он.
– Ага. Ты про записную книжку рассказывал, про охи, ахи и вздохи, а что, кроме охов и ахов, там было?
Он вроде бы удивился, молча уставился на меня, но выражение его глаз быстро менялось.
– Ты почему записную книжку сжег? – перешла я на ласковый шепот.