Вкус ледяного поцелуя

Полякова Татьяна Викторовна

– Я перезвоню вам в течение десяти минут, – прощебетала она, да так, что я почувствовала себя в райском саду. Через семь минут она действительно перезвонила и сказала, что господин Игнатов ждет меня сегодня в 15.00, если это для меня удобно. Я заверила ее, что удобнее не бывает, и мы простились. После чего я ощутила настоятельную потребность похорошеть и отправилась в косметический салон. На самом деле хотелось расслабиться и прикинуть, как построить разговор с Игнатовым. Но и красота вещь не лишняя. В общем, я счастливо соединила приятное с полезным и без пяти минут три тормозила возле офиса Игнатова, который мог поспорить

помпезностью с резиденцией Деда.

– Надо жить скромнее, – буркнула я под нос, – власть не любит чужой выпендреж, ей своего за глаза.

Меня ждали. Молодой человек встретил меня возле дверей и повел к лифту. Подняться надо было на второй этаж, и мне это вполне по силам, но местные традиции я решила не нарушать.

– Прошу вас, – пропуская меня вперед, предложил молодой человек. По огромной ковровой дорожке мы прошли к кабинету. За дубовыми дверями в приемной сидела секретарь, женщина лет тридцати пяти, не красавица, одета скромно, но со вкусом, глаза из-под очков смотрели настороженно, хотя губы улыбались. Работала не за страх, а за совесть. Думаю, и за немалые деньги. Впрочем, мне ли сетовать?

– Ольга Сергеевна? – приветливо осведомилась она.

– Да.

– Всеволод Владимирович ждет вас.

Я вошла в кабинет. Он заслуживал того, чтобы осмотреть здесь все как следует, порадоваться чужому вкусу и вольному полету дизайнерской мысли. Но сейчас интерьер интересовал меня мало, я смотрела на человека, который сидел за столом. При моем появлении он поднялся. Высокий, подтянутый, лет сорока на вид, хотя на самом деле больше. Темные волосы, едва заметная седина на висках, приятное лицо, светлые глаза, улыбка на губах. Дорогой костюм, обручальное кольцо с бриллиантом.

– Добрый день, – раздвинув губы в улыбке, поприветствовала его я.

– Рад вас видеть, – сказал он, отодвигая от стола кресло для меня.

Я изложила цель своего прихода. Это не заняло много времени. Слушал он без особого интереса и, наблюдая за мной, ждал. Переговоры заняли минут десять, он со всем согласился, и мы остались довольны друг другом. Можно было и откланиваться.

– Что ж, не буду отнимать у вас время, – сказала я, намереваясь подняться. Газета со статьей лежала на краешке стола, он небрежно коснулся ее рукой.

– Ваша работа? – спросил он тихо. В голосе ни гнева, ни напряжения, просто вопрос и все.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Я имею в виду вот это. – Он перебросил мне газету.

Я взглянула, затем не спеша начала читать. Он терпеливо ждал, продолжая наблюдать за мной, уверена, на моей физиономии ничего не отразилось. Уж это я умею.

– Что ж, – пожала я плечами, небрежно вернув газету. – Изложено верно. Или хотите что-то добавить?

Губы его дрогнули, он собрался сказать что-то резкое, но неожиданно передумал.

– Все, что здесь написано, – заговорил он тихо и убедительно, – не имеет никаких… – Он шумно вздохнул. – Это провокация, и вам об этом хорошо известно. Да, моя дочь погибла. Да, это явилось для меня страшной трагедией. Я хотел, чтобы убийцы понесли заслуженную кару. У суда были свои представления о справедливости, и они получили столько, сколько получили. Я смирился с этим. Прошло много лет, боль утихла. И мне даже в страшном сне не снилось устраивать кровавую резню.

– О вас здесь ни слова. Если не считать того, что человек,

который провел журналистское расследование, определил степень вашего родства с погибшей девочкой.

– Согласен, – усмехнулся он. – Но акценты расставлены таким образом, что только полный идиот… это провокация, и вы об этом знаете.

– Странно, что вы завели этот разговор. Со мной, я имею в виду.

– Не прикидывайтесь. Вы пришли сюда…

– Я пришла к вам по делу, которое мы благополучно решили. Теперь я могу уйти.

Он потер виски, исподлобья взглянул на меня.

– У вас репутация порядочного человека. Я не очень уважаю вашего хозяина и его приспешников и этим гнусностям не удивлен. Думаю, вам известен предмет нашего спора. Речь идет об очень больших деньгах. Ясно, что эти люди пойдут на все. В том числе и на фабрикацию уголовного дела против меня. Но я не ожидал… – Он вновь потер виски, справляясь с дыханием, ему было трудно говорить, если он и играл, то играл мастерски. – Спекулировать на том давнем деле, отцовских чувствах… вы не находите, что это подлость? Вы человек порядочный, что вы думаете об этом?

Заявление о моей порядочности слегка меня удивило. То, что меня считают алкоголичкой, циником, любовницей Деда и черт знает кем еще, я знала доподлинно, а вот насчет порядочности… Неужто правда кто-то сказал такое? Или это желание подольститься ко мне? Выходило у него неплохо. Просто слезу вышибает. Сразу хочется сделать что-то благородное, перевести через дорогу старушку, вернуть потерянный кошелек или простить чужой грех, тем более что все мы не без него.

– Вы совершили ошибку, – взглянув ему в глаза, сказала я. – Вы или ваши люди, неважно. Та самая Тюрина утонула год назад. Вы убили другую, невинного человека. Непрофессионально. И уж совсем непорядочно. Вам придется ответить. – Я поднялась и пошла к двери.

– Вы заблуждаетесь, Ольга Сергеевна, – сказал он вдогонку. – Если заблуждаетесь, конечно.

– Зорро не имеет права на ошибку, – усмехнулась я. – В противном случае он уже не благородный мститель, а обыкновенный убийца. Рада была встретиться.

Я открыла дверь.

– Подождите, – позвал он. Я удивленно оглянулась, неужто мои слова произвели на него такое действие, что сейчас он начнет каяться? А может, предложит договориться? Что ж, Дед будет счастлив. То есть будут счастливы его московские друзья, ну и он, конечно, раз в доле. Вешняков получит очередное звание, а я пошлю все к чертям и поеду к морю. – Я не отступлю, – сказал Игнатов очень серьезно. – Я не отступлю ни при каких обстоятельствах. Не обучен уступать подонкам, потому и уверен – у этой истории будет продолжение. И если вы тот человек, о котором мне говорили… Извините, – резко закончил он. Я вышла из кабинета.

На душе было пакостно, может, оттого, что я вовсе не была уверена в его притворстве. Чушь, мужик спасает свою шкуру. Ложь во спасение бывает очень убедительна. “Тошнит меня от этого дела, – подумала я, плюхаясь в машину. – Тошнит, и все. Знать бы, к чему… Может, беременная?”

Вечером явился Лялин. Позвонил, сказал, что находится в трех шагах от моего дома и жаждет меня увидеть.

– Заезжай, – согласилась я, хотя не расположена была с ним встречаться. Человеческие физиономии для меня в тот момент были труднопереносимы. Сашкина и то раздражала. Но Лялин не из тех, кому отказывают.