Вкус твоей любви
Шрифт:
– Листья вишни, – вдруг вспоминаю я.
– Что? – переспрашивает меня Юра, подзывая официанта.
– Скажите, вы добавляете в глинтвейн листья вишни? – переспрашиваю я подошедшую к нам девушку.
– Как вы догадались? – удивлённо восклицает она. – Это секрет нашего шеф-повара: он добавляет в напитки чай из вишнёвых листьев!
А я вспоминаю свои зелёные от травяного сока руки, когда мы вдвоём с бабушкой поздней весной перетирали листья между пальцев, скручивая их в жгутики, навсегда запечатывая в капсулы их пьяную вишнёвую душу…
– Вот, просто роскошный вариант, – приглашает меня в квартиру риелтор.
Я переступаю через порог, и словно проваливаюсь в иную эпоху: интересно, здесь вообще кто-нибудь жил в последние тридцать лет?
– В нашем случае
– Хозяева за границей, квартиру всё никак не поделят наследники, одним словом, такая прекрасная недвижимость и застряла в чистилище, – объясняет мне риелтор, с явным филологическим образованием. – Никакого ремонта, бабушкин вариант, сами понимаете, – заключает она, давая понять, что это, собственно, единственно доступное мне съёмное жильё. Для безработной разведённой девушки. Никаких модных лофтов и бизнес-высоток с дизайнерским ремонтом.
– Я беру, – поворачиваюсь я к ней. И чувствую, что я снова дома.
Переезд, снова очередные собеседования: мне совсем некогда думать о Лёше, хотя иногда я вспоминаю запах его леденцово-анисовой кожи, въевшийся в мою душу, и когда я мельком вижу на улицах мужчин, привлекательных, но даже и близко не таких красивых, как мой бывший муж, мне хочется зарыться в сухую листву и плакать, плакать, плакать до бесконечности, пока я не смогу выплакать всю эту боль из себя до последней капли. Я не знаю, когда эта раздирающая меня на кровавые кусочки грусть наконец-то уйдёт, но я наконец-то привожу в порядок старую квартиру, где теперь всё блестит начищенным навощенным паркетом, пахнет полиролью и смородиновыми листьями. Здесь ещё осталась старая газовая плита, а на кухне вместо современных удобных гарнитуров стоит настоящий деревянный буфет, словно попавший сюда из исторического музея. Я даже нашла в нём настоящее чешское стекло: рубиновые узорчатые рюмки, тарелки и супницу с голубыми гусями и сервиз с фруктовыми узорами. Я отмываю посуду в тёплой мыльной воде, и яркий рисунок проявляется на ней, как негатив: наверное, давным-давно, гордый отец семейства принёс эти тарелки, доставшиеся ему по распределению на работе, в свой дом. Или, ещё лучше: этот сервиз хранился и передавался из поколения в поколение от дореволюционной прапрабабушки.
В ожидании звонка с новой работы, я варю свой глинтвейн, постоянно экспериментируя с ингредиентами, словно это магическое действие способно вывести меня из моего сомнамбулистического тревожного сна наяву. Я воображаю, что изобретаю рецепт магического эликсира, который сможет вернуть меня в прошлое, до того, как я познакомила Лёшу с Томой, а сама стала превращаться в расплывающуюся офисную тётку в дешёвых заезженных брючках и белых дежурных блузках, вечно проверяющую всю работу за своими подчинёнными, как надоедливая и строгая училка. И мне кажется, что если я проскочу в прошлом этот момент, то всё сразу же встанет по своим местам: Лёша снова будет целовать меня каждое утро в углубление у ключицы, пока я ещё путаюсь в тенётах сна. Я снова буду чувствовать сквозь сон его горячие ладони, уже нетерпеливо ласкающие моё тело, настойчиво пробираясь в низ живота, где ещё дремлет моё не успевшее пробудиться желание. Я снова буду слышать его тихий шёпот: «Я тебе обожаю, масик», когда его голодный ствол будет входить в меня, пригвождая к кровати снова и снова медленными сладкими ударами…
И тут я снова вспоминаю, как он точно так же называл и мою подругу! И меня снова выворачивает от тоски и отвращения. И вообще, что-то меня в последнее время часто тошнит… Ужасная догадка пронзает меня: трясущимися руками я жму на кнопки календаря, сверяя даты. Чуть ли не в одной футболке бегу в ближайшую аптеку. Схожу с ума, пока вижу, как на крошечном белом квадратике проявляется вторая полоска. Пью свой чёртов глинтвейн и повторяю тест ещё раз.
– Поздравляю, – равнодушным профессиональным тоном говорит мне врач на УЗИ, и я не верю даже врачу.
– Скажите, а прибор не может ошибаться? – задаю я ей самый тупой вопрос, который, возможно, ей уже задавали на этой кушетке десятки других женщин и девушек.
Врач с сочувствие смотрит на меня и утвердительно кивает головой, показывая на монитор, как будто я смогу на нём что-то разглядеть:
– Примерно пятая неделя, вот, – а я вижу только черно-серые волны. – Сердце уже бьётся. – Матка в тонусе, это не очень хорошо, – видимо, это что-то означает, но мой мозг сейчас практически ничего не способен воспринимать.
Весь опыт предыдущих жизней ничто по сравнению с твоим собственным. Я иду к метро под липким февральским снегом, и не чувствую ничего, кроме ледяного страха. И одиночества. Я с горечью перебираю все эти глянцевые картинки из интернета: вот счастливая парочка радостно обнимается, демонстрируя зрителям за монитором две полоски. Вот нежный заботливый красавчик осторожно гладит едва округлившийся животик своей сексуальной подружки, с триумфом глядя в камеру. А вот другой, не менее сексуальный парень, стоя на коленях, целует надувшееся пузико накрашенной красотки. А вот женщина в метро напротив читает какую-то книжку с милыми пухлыми малышами на обложке «Двойня для босса». Где радость от беременности? Желание бороться с миром и сворачивать горы? Только опустошение и ощущение пропасти, в которую я сейчас медленно, но неумолимо сползаю…
Глинтвейн для грусти с вишнёвыми листьями
На 1 литр сухого красного вина или хорошего вишнёвого сока необходимо взять кожуру одного апельсина и один целый, 4 звёздочки бадьяна и 4 бутона гвоздики, 2 коробочки кардамона, по одной палочке корицы и 4 горошины душистого перца. Первый мой секрет: апельсин надо очистить от кожуры, которую положить в кастрюлю вместе со вторым нарезанным кружочками целым апельсином. Второй мой секрет: все специи залить вином или соком и дать настояться под крышкой некоторые время перед тем, как медленно нагревать, но не кипятить! И, убрав с огня, добавить столовую ложку мёда и дать время напитку настояться, забирая из специй всю их ароматную душу. Третий секрет от шефа: добавить несколько листьев чая из вишнёвых листьев, чтобы вспомнить май и детство.
Смотреть в зимнее окно и пить горячее вино: прошлое точно не вернётся, но настоящее станет хоть и совсем немного, но теплее и лучше.
Старомо
дный апельсиновый пирог для исполнения желаний с карамельной корочкой
Всё последние дни я пытаюсь привыкнуть к тому, что теперь у меня будет ребёнок. От мужа, который мне изменил. Вышвырнул на улицу. И теперь готов до последнего судиться со мной за каждую копейку из нашей квартиры. И ещё я пытаюсь привыкнуть к ужасной мысли, что я не хочу этого ребёнка. Я его не люблю. И от этого я чувствую себя последней дрянью. Он как чужеродное тело, поселившееся во мне без спроса, пожирает меня изнутри. А как же все окружающие меня счастливицы? Они умиротворённо шлёпают по зимней слякоти в своих уютных меховых уггах; неповоротливыми уточками карабкаются в авто, которые заботливо открывают им их такие же умильные и озабоченные мужья; мечтательно поглаживают свои смешные животики, наблюдая за пляшущей вьюгой в окне кафе. И я невольно задумываюсь: сколько же среди них таких, как я? Одиноких, покинутых, неприкаянных, испытывающих вечную тошноту и усталость? По нам пока ничего не скажешь, и поэтому мы качаемся в переполненном метро и автобусах, хотя отдали бы всё, что угодно, чтобы просто присесть на пару минут. Нас не встречают и не ждут дома заботливые мужья с пресловутыми солёными огурчиками с клубникой. Мы сами носим тяжёлые сумки и взбираемся на пятый этаж с высоченными пролётами, задыхаясь на каждой ступеньке. Потому что теперь дышим за двоих. За себя, и за кого-то совсем незнакомого и чужого, живущего внутри нас.