Владимир Красное Солнышко

Васильев Борис Львович

— Но выход-то есть? — спросил великий воевода.

— Есть. Единственный. Надо как-то заставить Византию просить меня, чтобы я их веру принял. Да не вдруг, не сразу, а с уговорами.

— Это зачем же? — изумился Ладимир.

— Тот, кто просит, всегда руку протягивает. И не с мечом, а ладонь ковшиком сложив.

— Заставить Византию, чтобы она просила Великое Киевское княжение принять христианство на твоих, великий князь, условиях? — Золотогривенный добродушно улыбнулся. — Я принял его без всяких условий и не ощущаю никаких неудобств.

Если Великому Киевскому княжению нужна единая религия…

— Религия нужна прежде всего женщинам, — сказал Владимир. — Мужчины всего-навсего дети женщин, ибо женщина продолжает род человеческий.

— Так при чем же тут твои, великий князь, условия? Хочешь оговорить права женщин?

Владимир вздохнул и стал терпеливо объяснять:

— На Руси всегда было, есть и всегда будет женщин больше, чем мужчин. Мужчины гибнут в сражениях, тонут в морях и озерах, раньше умирают. И в этом одна из причин, почему у нас мужчина имеет столько жен, сколько может прокормить и защитить. Это и будет моим первым условием введения у нас православной веры византийского толка. Пусть на время, пусть хоть на пять — десять лет, пока я не оглашу повеления о домах для одиноких женщин и детей-сирот…

— Так вот вы где прячетесь! — К беседке подходил князь Преслав.

3

Смоленский князь что-то весело рассказывал, но Владимир угрюмо молчал, занятый мучившей его думой. Потом спросил вдруг, перебив рассказ:

— Где Византию можно больнее всего ударить? Да так, чтобы она чуру запросила?

Князь Преслав растерянно пожал плечами:

— Не знаю. Далеко от меня.

— А ты, Александр, что скажешь?

Лучший киевский воевода основательно подумал, прежде чем ответить:

— Рассказывали мне, что в стародавние времена, когда еще не было Византийского царства, жители Древней Греции переселялись на побережье Черного моря. Сейчас они платят малую дань Византии, за что она обязана их защищать.

— Ну, это все равно, раз она защищать их обязана. Пошлет боевые корабли…

— Или — не пошлет, — решительно перебил великого князя Золотогривенный.

— Это почему же? — спросил Ладимир.

— Почему ты, Золотогривенный, так думаешь? — уточнил Владимир.

— Да просто потому, что у всякого патриция, входящего в правящий Совет Византии, есть сыновья. И очень многие служат именно на боевых судах. Зачем же во имя переселенцев древних веков губить собственных сынов?

— Верно сказано, — согласился князь Преслав.

Великий киевский князь долго что-то прикидывал, хмурил лоб. Спросил наконец:

— Если бы тебе, Александр, предложили нанести внезапный удар по Византии, что бы ты выбрал?

Пришла очередь задуматься воеводе Золотогривенному.

— Я бы выбрал Херсонес, великий князь. Мне рассказывали о нем рыбаки с Черного моря.

— Мало ли что рыбаки языками намелют! — тотчас же вскинулся Ладимир. — У рыбаков каждая рыбка — с косую сажень. А мы сунемся…

— У Византии

корабли море Черное в руках держат, — продолжал Александр. — А по суше…

— А по суше — перевалы, — опять встрял Ладимир. — Там и стражи не надо, перегороди обвалом…

— Если вдоль берега морем…

— Так там же корабли!

— Решено! — князь Владимир хлопнул ладонями по коленям. — Готовься, витязь Золотогривенный. Ты будешь брать Херсонес, а я буду разговаривать с Византией.

4

К походу готовились долго и основательно. Эта неспешность была упрямо навязана великому князю воеводой Александром Золотогривенным. По нетерпеливости характера — коль дело решено, так чего же тянуть! — порывистый Владимир склонен был выступить если не завтра, то уж непременно третьего дня. И повторилось бы то, что случилось во время богатырского похода на Волгу против столицы волжских булгар. Тогда они вдосталь хлебнули лиха, еле-еле унесли ноги… Херсонес им пока тоже был не по зубам — об этом твердо заявил Александр. Пришлось согласиться…

— До Херсонеса еще добраться нужно. Морем. А на море хозяева — византийцы, — размышлял воевода Золотогривенный. — Остается одно: красться вдоль берега. Тайком красться, чтоб ромеи не заметили.

— Долго красться ли будем, как тати ночные? — с явным неудовольствием спросил Владимир.

— Вплоть до Херсонеса, великий князь. Иначе погубим всю затею. И для этой затеи полезно было бы третью молодую дружину с ополчением двинуть в Карпатские горы. Неторопливо.

— Это еще зачем? — мгновенно вскинулся Ладимир.

— А и в самом деле, зачем?

— А затем, великий князь, чтобы Византия задумалась, прежде чем мешать нам в Херсонесе.

— Парней неопытных на верную смерть гнать?

Великий киевский князь промолчал. Его полководец был кругом прав. Да и дядька Добрыня подтвердил:

— Не спорь, Ладимир. Воевода дело говорит.

— Если дело…

— Тогда — решено! — поставил точку в споре Владимир.

Наконец собрались. А перед тем как тронуться, в стольном Киеве огненные столбы на севере появились. Три огненных столба. Ясно, отчетливо…

— Знак! — заорал какой-то седой вещун. — Знак подан!.. Знак подан!.. Нельзя в поход идти. Горе прегорькое Русь Киевскую ждет. Горе!..

— Батогов ему всыпать, — сказал великий князь Владимир, когда доложили о вещуне. — Батогов ему. И в клеть, чтоб народ не смущал.

И в неблизкий путь наконец тронулись. Сперва по реке, потом по морю.

До моря по Днепру плыли открыто. Сюда византийская разведка не совалась, да, кроме того, опытный Александр послал конные дозоры торков по низкому левому берегу. Поход был пока что похож на веселую прогулку с задушевными разговорами, разудалыми песнями и развеселыми пирами. Так продолжалось до порогов, и Золотогривенный в это не вмешивался, потому что у Днепровских порогов ожидала тяжкая работа, а далее — и вовсе неизвестность.