Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»

Лейбовский Вадим Викторович

Первые слова

Затем ему позвонила Светлана Ломакина, технический редактор отдела спорта радио «Маяк», ему выписали портативный магнитофон. Он стал приезжать на матчи чемпионата страны, входил в комментаторскую кабину и вел репортажи на пленку. Потом сам предложил Озерову: «Давайте вместе прослушаем мои записи». Тот согласился. Они включили магнитофон. Через пятнадцать минут Озеров прервал: «Достаточно». Высказал свои замечания. Больше Николай Николаевич в жизни и работе Маслаченко-комментатора участия не принимал никогда. Когда Маслаченко спрашивают: «Правда ли, что Николай Озеров был вашим учителем в радиожурналистике?» — он не возражает. Однако, положи руку на сердце, согласимся с тем, что на фоне

нынешнего поколения блестящих, умных, всесторонне эрудированных, глубоко знающих предмет комментаторов, таких, как Уткин, Черданцев, Андронов, Гусев, Розанов, Казаков (дабы не получить упрек в пристрастности, давайте в этом ряду Владимира Маслаченко вообще упоминать не будем), Николай Николаевич был бы малоинтересен. Он даже не пытался прочитывать футбольную игру. Он мало что понимал в тактике. Он никогда не позволял себе шуток. Он просто передавал в эфир то, что видел сам. То, что видели на экране все. Его любило высшее руководство страны — видимо, еще и потому, что долгое время он занимал едва ль не весь футбольный эфир, других гам словно и не было. Сравнивать его было не с кем.

В памяти народа остался всеми любимый Вадим Синявский. Но мне кажется, что сравнивать его с Озеровым нельзя: Вадим Святославович работал в дотелевизионную пору, через радиоэфир он великолепно, добросердечно и остроумно вносил в наш дом атмосферу стадиона. Он достаточно тонко понимал игру. Когда Маслаченко начал работать в эфире, Синявский обстоятельно поговорил с ним. И благословил. А Николаю Николаевичу отдельное спасибо: ведь началось-то все с него, именно он «вбросил» в эфир нашего комментатора Владимира Маслаченко, который это свято и благодарно хранит в памяти.

И вот настал день, когда в кабину Маслаченко, привычно комментировавшего на магнитофон очередной футбольный матч, вошла целая команда всем нам известных товарищей во главе (или лучшем скажем, в числе) которых был Шамиль Мелик-Пашаев, заведующий отделом спорта «Маяка». «Володя, — сказал он, — у меня есть несколько замечаний по вашим репортажам. Но об этом поговорим позже. Я хочу вам предложить перейти к нам на постоянную работу в штат».

Маслаченко сказал, что готов с радостью принять это предложение. Однако в настоящее время он учится на курсах французского языка, чтобы по окончании учебы уехать работать за границу тренером, и что права отказаться от учебы у него нет: повязан соответствующими документами и уплаченными за него деньгами.

Однако, выяснив, что сроки отъезда еще не определены, что но окончании учебы Маслаченко просто перейдет в резерв соответствующего отдела ЦК КПСС, Мелик-Пашаев все-таки оставил свое предложение в силе. «Давайте начнем работать уже сейчас», — сказал он. Они ударили по рукам. На другой день молодой комментатор явился на Пятницкую улицу в отдел кадров.

Началась другая жизнь. Ему явно повезло. Он оказался в коллективе, где царил дух доброжелательности, уважения и взаимопомощи. Где не было склок и интриг. Впрочем, всему этому было важное «извиняющее» обстоятельство: здесь работали высокие профессионалы, истинные мастера радиожурналистики: Владислав Семенов, Борис Губин, Владимир Писаревский, Анатолий Малявин, Владимир Марканов, Владимир Рашмаджан, Нина Еремина, Роза Крайнова. А Мелик-Пашаев был лидером истинным — профессиональным, духовным и харизматическим.

Однако на Старой площади и в Федерации футбола про Маслаченко не забыли. Через год его вызвали и предложили — Кувейт. Он согласился. Его не смутило даже то, что страна англоязычная, он знал свои способности к языкам, был уверен, что через короткое время заговорит и по-английски. Радовало то, что оговоренный срок командировки — всего три месяца. Значит, через каких-то три месяца он вернется и продолжит работу в эфире. Он вступил в полосу удивительной жизни.

Длительная командировка за границу предвиделась, подразумевалась заранее. Не нужно было принять как неизбежность и отработать добросовестно, а значит,

с удовольствием. Впрочем, он так всегда и делал.

Но странное дело — время шло, неделя за неделей, потом потекли месяцы, а все оставалось на своих местах — и Кувейт, и Маслаченко, и чиновники. Много позже один знакомый дипломат, работавший в Кувейте, сказал ему: «Мы вас так ждали. Я даже рассказывал о вас по местному телевидению». В общем, эта командировка так и не состоялась — сыграла свою роль обычная бюрократическая косность советской чиновничьей канцелярии. И все. И ничего более. В результате наша страна потеряла это место в Кувейте. А Владимир Маслаченко безо всякой печали остался на своем — в эфире. Уже в прямом.

Это сейчас прямой эфир на радио и телевидении мы воспринимаем как данность — а как же иначе? А вот так, как было в совсем еще свежей памяти времена, когда допуск к работе в прямом эфире являлся своего рода сертификатом высокой надежности радиожурналиста, его абсолютной лояльности к строю и власти, «верности идеалам». Это как на режимном предприятии получить допуск к работе с документами с грифом ОВ — «особой важности». Излишне говорить, что первым условием такого допуска было наличие билета члена КПСС, причем с незапятнанной учетной карточкой. Получение права на работу в прямом эфире было всегда событием в профессиональной биографии сотрудника радио.

В общем, Владимир продолжал работу. Он вел футбольные репортажи, готовил и выпускал информационные программы. Иногда на несколько дней уезжал для участия в матчах ветеранов. Это были поездки по всей стране, подчас по самым удаленным ее уголкам, куда ему в иное время никогда б и не выбраться. Это было интересно и познавательно. Это было общение на поле и вне его с бывшими партнерами и соперниками. Не умолчим здесь и об оплате труда, хотя и в скромной, а подчас специфической форме.

Как-то на Камчатке они за две недели провели одиннадцать матчей. Играли иногда не на футбольных нолях, а просто на мало-мальски ровных площадках. Однажды, в колхозе-миллионере, вместо футбольных ворот поставили нарты, а вместо денег ветеранам выдали по мешку крабовых и других экзотических консервов. В другом колхозе гонорар выплатили красной рыбой, а после заключительного матча игроки получили по брикету мороженого морского гребешка и трепангов. На следующий день они вылетали домой, и Алексей Петрович Хомич задумал довезти продукцию до Москвы. В полете морепродукты стали оттаивать, и запах распространился по всему салону. Тогда бортинженер открыл багажный отсек, куда и переместили товар, дальнейшая судьба которого уже не прослеживается.

Отправляясь в очередную поездку с командой ветеранов, Владимир брал с собой магнитофон «Репортер» и, как правило, привозил один или несколько сюжетов о жизни физкультурных коллективов на местах. Материалы неизменно выходили в эфир. В общем, Владимир Никитович время напрасно не тратил. Важно и то, что участие в играх позволяло ему поддерживать спортивную форму. Это было нужно еще и потому, что он почти наверняка знал: недалек тот день, когда придется собрать чемоданы и отправиться за рубеж работать тренером. А значит, выходить на иоле и играть. Между прочим, едва ль не после каждого такого турне он получал очередное предложение вернуться в большой футбол, занять место в воротах команды класса А.

В другом, не безызвестном ведомстве о нем действительно не забыли. Пришел час, и его снова вызвали и предложили: республика Чад, что находится в Центральной Африке близ самого экватора. 5 марта 1972 года, в день своего тридцатишестилетия, Владимир Маслаченко с женой Ольгой Леонидовной отбыли в место командирования. Перед отъездом продали старенькую «Волгу», купили мебель и вспорхнули с чувством необыкновенной легкости, ибо ни в сберкассе, ни в домашней заначке не осталось ни единого рубля. Таков, стало быть, один из текущих на то время итогов жизни и семнадцатилетней футбольной карьеры одного из лучших футболистов страны Советов.