Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Бакин Виктор Васильевич

Находясь в компании взрослых ребят, Высоцкий и сам быст­ро взрослел. Обычно на его день рождения Нина Максимовна пек­ла вкусный пирог. 25 января 1953 года число свечей на пироге рав­нялось пятнадцати. После ритуала задувания свечей Владимир ска­зал: «Мамочка, не пеки мне больше пироги. Я уже взрослый и сам буду встречать день рождения».

К семнадцатилетию действительно уже взрослого сына мама купила ему самую популярную среди подростков вещь — гитару, присоединив к подарку самоучитель известного русского гитари­ста Михаила Тимофеевича Выготского.

Кохановский стал первым

«гитарным учителем» Владимира. Ему купили гитару еще в седьмом классе, а к концу девятого Игорь счи­тался «виртуозом» в их компании. Он исполнял почти весь реперту­ар А.Вертинского, П.Лещенко, В.Козина и похоже подражал им.

Самоучитель, подаренный мамой, был отложен в сторону, и несколько аккордов, перенятых у Кохановского и ребят во дворе, превратили на некоторое время жизнь окружающих в сплошной кошмар. Первой песней, на которой отрабатывались примитивные аккорды, была «Ехал цыган на коне верхом...». Он часами терзал ги­тару и пел: «...ны-ны-ны, есть ведро — в нем нет воды, значит, нам не миновать беды». Но «беды» не случилось, а прирожденная музы­кальность позволила довольно скоро и более-менее сносно подра­жать Вертинскому... В то время очень популярным был ритм «буги-вуги», и Владимир пытался с помощью нескольких аккордов изобра­зить этот ритм и петь его на сленге. Особенно здорово он копировал хрипящий, бархатный голос Армстронга.

Он подражал и копировал... К нему еще не пришло осознание своего собственного редчайшего дара — абсолютного музыкально­го и поэтического слуха и неповторимого баритона уникального тембра.

В это время Володя Акимов из своей большой комнаты пере­селяется в меньшую в том же доме, и в компенсацию разницы пло­щадей ему дарят старенький магнитофон «Спалис» — один из пер­вых образцов.

Захотелось пропетое записать на пленку. Высоцкий стал запи­сывать сначала чужие, а позже и свои песни. Друзья, ставшие пер­выми слушателями, были и его первооткрывателями, и первыми критиками. Их мнение внимательно выслушивалось и появлялись новые пять-шесть вариантов.

Вспоминает А.Свидерский: «Нам не казалось тогда, что он ге­ниальный, — он был просто наш товарищ, из нашей компании, ко­торый играет на гитаре и поет. Ведь никто же не знал, что это разо­вьется в такую большую силу. Если бы знать и сохранить тот маг­нитофон и первые вещи...»

Почему Высоцкий назвал период Большого Каретного «самым запоминающимся временем» в своей жизни? Что постоянно влекло его туда, когда он выехал из этого дома и стал жить с матерью? Не­много позже он сам ответит на поставленные вопросы:

«Мне казалось, что я пишу для очень маленького круга — че­ловек пять-шесть — своих, близких друзей и так оно и будет всю жизнь. Это были люди весьма достойные, компания была прекрас­ная. Мы жили в одной квартире в Большом Каретном переулке у Левы Кочаряна, жили прямо-таки коммуной. И, как говорят, «иных уж нет, а те далече». Я потом об этом доме даже песню написал «Где твои семнадцать лет?». Тогда мы только начинали, а теперь, как выяснилось, это все были интересные люди, достаточно высо­кого уровня, кто бы чем ни занимался.

Мы собирались вечерами, каждый божий день, и жили так пол­тора года. Только время от времени кто-то уезжал на заработ­ки. Я тогда только что закончил Студию МХАТ и начинал рабо­тать. И тоже уезжал

где-то подрабатывать. Мы как-то пита­лись; и главное — духовной пищей. Помню, я все время привозил для них свои новые песни и им первым показывал: я для них писал и ни­кого не стеснялся, это вошло у меня в плоть и кровь. Песни свои я пел им дома. За столом, с напитками или без — неважно. Мы гово­рили о будущем, еще о чем-то, была масса проектов. Я знал, что они меня будут слушать с интересом, потому что их интересует то же, что и меня, что им так же скребет по нервам все то, что и меня беспокоит.

Это было самое запомнившееся время моей жизни. Позже мы все разбрелись, растерялись и редко-редко видимся. Но я все равно убежден, что каждый из нас это время отметил, помнит его и из него черпает.

Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга пони­мали в одну секунду, где бы мы ни были; понимали по жесту, по дви­жению глаз — вот такая была притирка друг к другу. И была ат­мосфера такой преданности — друг другу мы были преданы по-настоящему, — что я никогда и не думал, что за эти песни мне будут аплодировать. Сейчас уж нет таких компаний: или из-за того что все засуетились, или больше дел стало, может быть».

В 1956 году Большой Каретный переулок переименовали в ули­цу Ермоловой, но для обитателей дома № 15 адрес не изменился.

Оценивая период Большого Каретного, можно сказать, что Во­лоде Высоцкому просто повезло. Он мог оказаться в любой другой компании, для которой «коридоры кончаются стенкой». В изранен­ном войной и голодном мире никто не мог быть застрахован от того, что не перейдет черту закона. Было такое время, что если пацан вы­летел из школы, то дальнейшая его дорога была почти определена:

Сперва играли в фантики,

В пристенок с крохоборами,

И вот ушли романтики

Из подворотен ворами...

Редко кто выравнивался, разве что после «ремеслухи» попадал на хороший завод, в хорошие руки. А чаще всего — блатная ком­пания, привод в милицию, суд, колония для несовершеннолетних или тюрьма.

Да, так могло бы случиться в те годы. Но им повезло дважды: влияние семьи оказалось сильнее влияния сомнительной дворовой компании, а компания разносторонне одаренных, близких по воз­расту молодых людей на Большом Каретном, людей с моралью, явно отличимой от дворовой, сеяло добрые зерна в их сердца. Юноши выросли и стали личностями. В этой компании все были личностя­ми, причем личностями самостоятельными, незаурядными.

И артисты, и юристы —

Тесно держим в жизни круг,

Есть средь нас жиды и коммунисты,

Только нет средь нас подлюг!

Именно благодаря старшим друзьям примером для подража­ния стали не «урки» с Малюшенки, а студенты ВГИКа и МГУ, буду­щие знаменитые писатели, кинодраматурги, режиссеры, юристы... Аркадий Свидерский стал врачом, Яков Безродный — зам. директо­ра Театра на Таганке, Владимир Баев — офицер милиции, Лев Эгинбург — художник, Владимир Малюкин — инженер, Михаил Горховер — музыкант, Григорий Хмара — работник дирекции на «Мос­фильме», Алексей Акимов — ученый, лауреат Госпремии, Владимир Акимов — киносценарист и писатель, Игорь Кохановский — поэт, публицист... Все твердо встали на ноги. «Все мы родом из детства», и, добавим, из юности.