Владыка Ледяного сада. В сердце тьмы
Шрифт:
Существо с раскрашенным лицом встало на колени перед низким входом, полностью его закрыв.
– Вскоре Мать поглотит солнце, – заявило. – Рога проревут Хор Тьмы. Придет время вечернего жертвования. Обычай наш таков, чтобы проводила его жреческая персона, которую мы дарим приютом. Это будет честь для Башни.
Я омертвел.
Брус мог знать несколько случайных молитв, но откуда бы ему знать, как проводить обряды? Я понял, что теперь у нас точно нет и шанса. Подходя так близко к обиталищу Подземной Матери, мы привлекли бы ее внимание. Не справились бы. Не тут, под ее носом.
– Странствующий не обладает нынче достаточно
– Кто распознает грех даже в миске, – тот достаточно чист, чтобы вынести встречу с божеством, – холодно ответил жрец, и на этот раз мне показалось, что он – мужчина. – Когда раздается призыв Матери, нельзя, чтобы ожидание длилось слишком долго.
Брус медленно встал, словно на его спине лежала корзина с камнями.
– Агирен, никуда не уходи, – сказал он на нормальном языке. – Стереги Слово.
Я понял, что должен бежать. Только как? Через лабиринт у стоп башни, сквозь запертые врата? И как бы я потом пересек мост? Имея на себе лишь одеяния адепта? Наши корзины с одеждой и пищей, наши посохи шпиона и все остальное – лежат в повозке. И что же, мне оставлять Бруса на милость храма?
– Место адепта – подле его мастера, – заявил жрец. – Надлежит ли назначить иного? Как тогда совершится жертвование?
Так все и решилось. Нам пришлось снова войти в лабиринт склоненных стен и отправиться путаницей коридоров в неизвестность.
Однако на этот раз мы отправились иной дорогой, поскольку быстро оказались во внешнем дворе, что окружал башню и лабиринт. Здесь стояла толпа. Женщины в кастовых, многослойных платьях, сбитые в шумную группку. Одни чего-то ждали, другие, похоже, чего-то требовали. Некоторые сидели под стенами, скрючившись, порой с опущенными головами. Одни выглядели возбужденными, другие – отчаявшимися.
Я полагал, что внутренние пространства покинуты и едва ли не безлюдны. Я привык к пустым, вьющимся коридорам, наполненным лишь тенями да эхом. Мне казалось, что толпы остались снаружи, на площади, за воротами башни.
Мы шли сквозь толпу, но тут никто не падал пред нами на колени. Женщины протягивали руки и либо касались наших одежд, либо пытались поймать их скрюченными пальцами. Чего-то они от нас хотели, но в общем шуме было не разобрать, чего именно.
– Его зовут Алтай Кирдигал! Мы должны добраться в горы, к нашей семье! Мы из Ахардыма! Отдайте мне мужа! Он ничего не сделал! Алтай Кирдигал!
– Впустите нас к архиматроне! Мы хотим говорить с Матерью!
– Отдайте мне сына! Тугалай Меррек! Он хороший! Это послушный парень! Позвольте мне с ним поговорить! Он больной! Не может носить камни!
– Мать! Благословения больной! Проведите меня к архиматроне.
Ведущее нас существо шло сквозь толпу молча и неудержимо, отбрасывая тянущиеся со всех сторон руки, а мы брели следом.
Женщины остались позади, мы же прошли сквозь округлые врата, попав на очередное узкое подворье, кольцом опоясывающее башню. Я подумал, что надобно убить этого жреца и бежать. Лучше всего – сейчас же. Чем дальше и глубже мы входим, тем сложнее будет выбраться. Однако Брус шел рядом совершенно спокойно. Я не знал, каковы его намерения, но приходилось ему доверять.
На втором подворье нам тоже встречались люди. Они сидели под наклонной стеной, на каменных ступенях, окружающих площадку с разбитым пересохшим фонтаном.
Все
– Это непозволительно! – рявкнул. – Проход!
Один из мужчин неторопливо поднялся. Он был мощным и кряжистым, обладал широким амитрайским лицом, теперь красным и залитым потом, а еще у него были сияющие синевой, непроницаемые глаза. Щеки пересекали косые полосы афраимской татуировки.
– Я – Фардих анх Сабалай из рода Чиндегая, из племени афраев. Мы ждем здесь в покорности уже второй день без воды и еды, посланные по приказу наших святых женщин. Род Чиндегая уже десять раз по десять поколений хранит поля храма Праматери, от реки до самых горелых взгорий. Матери рода стоящего рядом, Мерадука анх Ургатала из рода тагалаев, окружали опекой стада Праматери – пять раз по тысяче овец. У нас есть печати. У нас есть железные знаки. Проклятая чужеземная династия пала, и плоды Матери возвращаются в ее владение, пока все не станет единым. Мы ждем уже второй день, но у благородной архиматроны нет для нас времени. Животные на полях умирают. Слуги войны не умеют о них позаботиться. Овцы ломают ноги. Животинка мрет от жажды! Дурра лежит в скирдах и влечет к себе крыс и насекомых. Молим тебя, освященное существо, передай наши покорные просьбы архиматроне. Пусть пришлет она нам слово истины. Позволь нам внести добро храма по нашим амбарам и скотным дворам, пока все не пропало!
– Хара! Молчать! – крикнул жрец. – Скоро Праматерь поглотит солнце. Подземное Лоно голодно! Если проход не будет сделан тотчас, то ваша кровь накормит богиню! И так и будет, пусть все станет единым, если раздастся еще хоть слово сомнения!
– Мы послушны, – прошептал афраим и сошел с дороги, склоняя голову.
И мы отправились дальше, вышли в главный коридор, где перед нами открывались и позади нас закрывались Врата Тайн, расходясь в веретенообразных порталах. Все дальше и дальше. А я чувствовал, как с каждым разом, когда за нами затворяются кованые двери, во мне гаснет надежда. Чем дальше мы шли, тем темнее становилось. В коридоре плыл дым, я вдыхал запах трав и масел, а откуда-то снизу бил резкий, отвратительный запах падали. За третьими вратами уже не было наклонных стен и темнеющего неба над головой – только туннель.
Освещен он был моргающими лампами, чей свет ползал по каменным телам женских демонов, сплетенных в экстатическом танце. Призрачно отсвечивал на вытаращенных глазах, украшенных белыми перламутровыми раковинами, на кровавых зубах, подобных крюкам, нагих грудях и ногах. Казалось, по ним ползли огненные змеи.
Очередные врата сомкнулись за нами, я слышал мрачное, низкое бурчанье, словно во тьме вопили тысячи морских созданий. Звук тот переливался в воздухе и заставлял бурчать мой живот. Смрад сделался отчетливее.