Владыки света
Шрифт:
— Одно жаркое с картофельным пюре. Добавить, красавчик?
Заметив, что он читает, официантка улыбнулась с неподдельным интересом.
— Я бы не отказалась почитать это после тебя, — сказала она.
Возможно, присутствие Исмаила в мире и таит в себе опасность, думал Майкл, но иллюзия великолепна, ни единого изъяна.
Нужно было решать, как быть дальше. У него была если не жизнь, то профессия. Ему как одному из первых противников могло быть отказано в кондоминиуме в этом раю, но ничего подобного не случилось. Проблуждав по улицам еще несколько часов, он вошел в пункт экстренной помощи нью-йоркской
— Прошу прощения, я понимаю, что вошел не туда, но не подскажете ли, как пройти к начальнику отдела кадров? Я хотел бы узнать насчет работы. Медсестры вытаращились друг на друга. — Неплохая шутка, по-моему, — сказала одна из них.
Послышалось смущенное хихиканье, затем самая чопорная из сестер сказала:
— Доктор, вас ждут во второй травматологии.
Майкл, должно быть, выглядел совершенно сконфуженным, так как она добавила:
— Прошу прощения, я Ребекка, мы с вами не виделись с тех пор, как меня отослали с горы Синай.
Она осторожно улыбнулась, словно опасаясь, что перед ней тот еще тип. Майкл развернулся и зашагал прочь.
Пройдя до конца коридора, он толкнул вращающуюся металлическую дверь отсека с цифрой «2». Молодой ординатор склонился над лежавшим на столе мужчиной; рубашка мужчины была расстегнута, а вся его одежда была в крови.
— Ну-ка, лежите спокойно, я знаю, что вам больно, — говорил ординатор.
Мужчина стонал; заметив Майкла, ординатор кивнул ему, но продолжил давать указания медсестре.
— Определите группу крови, закажите пять единиц и скажите, чтобы готовили операционную.
Майкл понимал, что настал момент истины, но сомнений и страха в нем не было.
— Прошу прощения, когда вы позвонили, меня как раз вызвали по пейджеру из Бельвью [30].
Он потянулся за резиновыми перчатками и халатом. Медсестра тут же, без малейших колебаний подала их ему — или все-таки бросила вопросительный взгляд на ординатора?
Майкл был уверен, что сказал то, что нужно, и оказался прав. Ординатор держал в руках несколько рентгеновских снимков.
— Все в порядке. Думаю, нам удалось практически стабилизировать его состояние. Вот снимки.
— Ну-ка, дайте взглянуть, — сказал Майкл. — Осколочный перелом четвертого ребра, и довольно неприятный.
— Я сразу заметил. Там фрагмент совсем рядом с почкой, — сказал он, указывая на соответствующую область на снимке.
Майкл входил в роль без сучка и задоринки, словно она была написана специально для него, — впрочем, он понимал, что в каком-то смысле это так и есть. Некто бросил его в мир, в котором всегда было место для него. Он хотел лишь, чтобы этот некто, кто бы он ни был, догадался поместить туда же Сьюзен. Он точно знал, что этот пациент, сбитый скрывшимся с места происшествия водителем в центре Манхэттэна, был своего рода декорацией в драме космического масштаба. Оставалось только выяснить, комедия это или трагедия.
— Думаю, этот обломок не так близко, как вам кажется, — услышал Майкл собственный голос.
— Правда?
Ординатор снова взял снимок и озадаченно в него всмотрелся.
— Вы подумали, что он задел почечную артерию? — спросил Майкл.
— Ага. Ну, так у этого парня так хлестала кровь, что…
—
Ординатор кивнул.
— Попробуем-ка добавить еще коагулянта, может быть, это решит все проблемы, — сказал Майкл.
Все еще ошеломленный, ординатор отдал указания, и медсестра направилась на склад медикаментов.
— Я готов был поклясться… — начал было он, но Майкл уже стаскивал перчатки.
— Не принимайте близко к сердцу. Дайте отбой в операционную. Я позже перехвачу вас на обходе.
Оказывается, проскользнуть в параллельный мир проще простого, думал Майкл, возвращаясь по коридору к регистратуре. Заранее позаботились о тождестве его личности, должности, всем уже было известно его имя.
— Вы ведь Эйприл, не так ли? — спросил он самую молодую из медсестер в регистратуре. — Прошу прощения, я сразу не узнал вас. Мы все время попадаем в разные смены.
Сестра улыбнулась, польщенная вниманием. Майкл взял карточку следующего пациента — нетривиальное огнестрельное ранение в результате бытовой ссоры — и вернулся к работе.
Остаток дня представлял собой утомляющее своей обыденностью возвращение жителей Нью-Йорка к жизни. Покорившись своей роли, Майкл задавался вопросом, выпадет ли на его долю принятие каких-либо подлинных решений или же теперь каждый день будет проходить в подобной непринужденности. Ему были заранее ясны проблемы всех его пациентов, и он безошибочно отыскивал путь к их спасению. Некто решил то ли исполнить все его фантазии, то ли исподтишка над ним насмеяться. Врач божьей милостью в роли марионетки. По крайней мере это давало ему время на то, чтобы понять, куда он на самом деле попал и что ему делать дальше.
Когда он попрощался со всеми и покинул больницу, было семь вечера и уже стемнело. Снегопад прекратился; улицы были чисты. Можно было бы вернуться к своим блужданиям, однако он помнил, где именно оставил автомобиль в гараже, — ключ он уже нащупал в кармане. Столь же несомненным было то, что он сможет беспрепятственно вернуться в особняк в Верхнем Ист-Сайде, принадлежавший ему в течение последних шести лет. Добравшись туда, он обнаружил, что его дом комфортабельно, хотя и не роскошно обставлен. Войдя в кабинет, Майкл опустился в свое любимое кожаное кресло, словно верный пес сопровождавшее его как в студенчестве, так и на всех должностях, занимаемых им на Восточном побережье.
Будь он в настроении удивляться, — чего определенно не было — он, конечно, обратил бы внимание, насколько продуманы все детали окружающей обстановки. Комнаты были обставлены в соответствии с его вкусами. В холодильнике были его любимые продукты, в буфете стояла бутылка виски привычной марки. Каждая книга в шкафах, каждая фотография на каминной полке имели свою историю; свидетельства подлинности его жизни отыскивались повсюду. Он, однако, удостоил все эти памятки лишь мимолетным взглядом. Реализм поддельного бытия если что и означал, так только то, что бутафор — кем бы он ни был — знал свое дело. Очутившись в мире, подвешенном на волоске, по-прежнему без Сьюзен, Майкл чувствовал, что чем дольше он будет вынужден так жить, тем больше горечи будет прибавляться к этой шутке.