Власов: Восхождение на эшафот
Шрифт:
— Я и не представляю себе иного отношения к ним.
— Но все же нужно отдать должное этому «беляку»: в отличие от Власова, генерал Петр Краснов сражался против большевиков еще в их, русскую, Гражданскую. И сражается сейчас. Словом, с помощью Краснова мне удалось разыскать Власова в загородном доме, принадлежащем теперь племяннику генерала, полковнику Семену Краснову [68] . Тоже в прошлом офицеру белой армии.
— Да вы, оказывается, прекрасно осведомлены в делах русских, господин бригаденфюрер! Подготовка, достойная истинного разведчика.
68
Семен
Кранке что-то ответил, однако Скорцени просто-напросто не расслышал его слов. Извинившись, он опустился в кресло в конце приемной и тотчас же углубился в размышления. А подумать было над чем. Вызов генерал-лейтенанта Власова пришелся на то же время, на которое был приглашен он. Случайность? Даже если случайность, то в выводах офицера службы безопасности ее следовало исключить. Слишком уж непрофессионально это выглядело — сводить такое стечение обстоятельств к обычной случайности, не пытаясь извлечь из него никакой версии. А версия могла быть только одна: русского генерала Гиммлер вызвал в связи с игрой, затеянной недавно некоторыми чинами СС и СД с этим перебежчиком, чье положение на задворках высшего света рейха, как и его дальнейшая судьба, вызывают сейчас немало споров и всяческих служебных разногласий. И чем сложнее становилось положение на Восточном фронте, тем разительнее и принципиальнее становились эти разногласия.
Скорцени знал, что в беседах с фюрером Гиммлер уже несколько раз мужественно пытался обсуждать вопросы использования русского генерала для формирования по-настоящему боеспособных частей Русской Освободительной Армии. Но каждый раз взгляды их на роль и положение Власова в рейхе, как и на роль возглавляемого им «нового», в отличие от «белогвардейского», Русского освободительного движения, расходились. Другое дело, что расхождения эти благоразумно затушевывались. Прежде всего, самим Гиммлером.
…Но так было раньше. С тех пор ситуация изменилась — в мире, на фронтах, в Берлине… Теперь, когда из союзников, способных хоть в какой-то степени противостоять русским, у Германии осталась только Венгрия, самое время было вспомнить о «русской свинье» и «генерале-предателе». Покаяться в своих прегрешениях перед ним и провести основательные переговоры о дальнейшей судьбе русских добровольческих формирований.
До покаяния дело, естественно, не дошло. И все же… Если русские умеют драться по ту сторону фронта, то почему бы не испытать их на храбрость и умение — по эту? А время для Германии такое, что приходится радоваться каждой новой сотне штыков, независимо от того, в чьих они руках. Лишь бы направлены были на Восток. Тем более что еще в сорок втором году Гальдер учредил для Власова специальное звание «генерал добровольческих соединений».
Правда, никто до сих пор так и не понял: то ли это действительно был какой-то новый, никем в Ставке фюрера не утвержденный, чин, то ли какая-то странная должность. Но… учредил. И Власов извлекал из этого признания все, что мог.
Задумавшись, Скорцени не обратил особого внимания на то, что, вызванный звонком, адъютант Гиммлера исчез за дверью
— Рейхсфюрер СС просит вас зайти, оберштурмбаннфюрер.
«Значит, все-таки Власов… — неспешно поднялся Скорцени. — Жаль, что, увлекшись воспоминаниями о Гальдере, ты не прокрутил в памяти последние события, связанные с теперь уже милой душе Гиммлера „русской свиньей“».
17
Скорцени вскинул руку в приветствии, но Гиммлер молча, решительным жестом остановил его и указал на стул напротив Власова и рядом с каким-то офицером, лица которого отсюда, от двери, Скорцени не рассмотрел. Лишь приблизившись к столу, он узнал его — это был генерал Рейнхардт Гелен, начальник отдела «Иностранных армий Востока» Генерального штаба сухопутных войск.
«Странно, что адъютант ни словом не обмолвился о нем, — пронеслось в сознании штурмбаннфюрера, когда, шепотом поздоровавшись с Геленом, он садился на отведенное ему место. — Не придал значения? Не хотел заострять внимание?»
Впрочем, в сравнении с Власовым… Генералом добровольческих соединений… Да, именно так и называлась эта странная должность, которую умники из вермахта учредили для перебежчика. Ну а Гелен… Получается, что теперь Гелен как начальник отдела «Иностранные армии Востока» — непосредственный покровитель Власова. Так что все в сборе.
«Уж не намерен ли Гиммлер направить меня комиссаром в армию русских пленных и перебежчиков? — мысленно расхохотался обер-диверсант рейха. — А что: „Коммунист-комиссар, оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени!“ Достойный венец карьеры первого диверсанта рейха!»
— Перед вами, господин генерал, оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, сотрудник Главного управления имперской безопасности, — как бы между прочим представил его рейхсфюрер Власову, давая при этом понять, что появление здесь первого диверсанта — всего лишь эпизод, который не влияет на ход начавшейся беседы.
— Мы знакомы с оберштурмбаннфюрером, — не упустил случая Власов, и при этом задержал взгляд на Скорцени несколько дольше, чем требовалось по этикету.
Появление здесь шефа эсэсовцев-диверсантов, конечно же, вызвало у него целую массу вопросов, на которые никто не собирался отвечать. Да Власов и не стал бы задавать их. Он уже хорошо знал, что там, где появляется Скорцени, вопросов, как правило, не задают. На них отвечают.
— Однако вернемся к вашему проекту создания «Комитета освобождения народов России», — направил разговор в устоявшееся русло рейхсфюрер. — Мы никогда не скрывали от вас, генерал, своего отношения к идее Русского освободительного движения. В разное время оно было, скажем так, разным. Должен признать, что и я тоже весьма скептически относился ко многим идеям, исходящим от вас и вашего окружения.
— Подобное недоверие к генералу, еще недавно сражавшемуся против войск рейха, вполне понятно и объяснимо, — поспешил успокоить его Власов.
— Очень хорошо, что вы это понимаете, генерал.
— Человека, который, как я, прошел через годы недоверия в своей собственной армии, подобные сомнения не травмируют.
По-немецки Власов говорил медленно, с сильным акцентом, медленно подбирая слова, поэтому в отдельных случаях на помощь ему приходил скромно сидевший в стороне переводчик, из «русских немцев». И еще Скорцени обратил внимание, что очки у генерала такие же круглые, в старомодной металлической оправе, как и у Гиммлера. Они оба напоминали ему старых сельских учителей.