Власть и наука
Шрифт:
А сроки поджимали. До обусловленной самим Лысенко даты оставалось всего 8 месяцев, и они падали на осень и зиму 1934 года. О конкурсном и производственном испытаниях (даже если бы и было что испытывать) нечего было и думать. К весне нужно было иметь по нескольку центнеров семян, изученных, как минимум, в трех поколениях в государственном сортоиспытании. Ни времени на испытания, ни нужного количества семян не было. Все, что они имели, -- жалкая горсть семян от каждой так называемой семьи. (Характерный штрих: сколько на самом деле семян было в их распоряжении, Долгушин не сообщал2).
И вот тогда Лысенко показал, что он и впрямь рожден, чтоб сказку сделать былью. Большевистские уроки он усвоил в полном объеме. Он пошел на элементарную подтасовку: каждой кучке семян был присвоен номер, для пущей солидности -- четырехзначный, чтобы все думали, что и в самом деле из тысяч линий отобраны самые лучшие -- 1055, 1160, 1163, 1165. Номера назвали гибридами и высеяли 19 июля, но опять не в поле, хотя было лето, а в "40 ящиков по 48 зерен в каждом". Но что это были за гибриды! Долгушин описывал их:
"Через несколько дней стали появляться всходы, но очень недружные... Некоторые из них даже про прошествии 10 дней не дали ни одного всхода. Наш гибрид "1160" вел себя в этом отношении несколько лучше -- на 10-й день он дал, примерно, 50% всходов. Остальные дали только единичные всходы, причем характерно, что они чрезвычайно медленно и ненормально развивались. Замечено было также, что потомство отдельных растений одной и той же семьи ведет себя по-разному. Одни всходили дружно, другие сильно задерживались, а были и такие, что совсем не дали всходов. К 1-му августа из отлучки вернулся Т.Д.Лысенко. Решено было во что бы то ни стало снизить температуру. Первая мысль -- отправить ящики, хотя бы основных наших гибридов в Одесский холодильник. Вторая, и на ней остановились... к вечеру того же дня подвезли 80 кг льда. Работницы спешно укладывали в ящики куски льда, покрывали их сверху бумагой и соломой" (/55/, выделено мной -- В.С.).
Героические усилия не принесли вознаграждения -- всходов стало чуть больше, но ни о какой их равномерности говорить не приходилось. Можно повторить еще раз: ни один селекционер в мире с таким материалом работать бы не стал. Лысенковцев же это обстоятельство не смутило. В начале октября 40 ящиков перетащили в теплицу, собрали все семена без разбору, перемешали их, а уже 25 ноября высеяли снова,
"чтобы получить примерно по килограмму семян каждого из четырех гибридов для сеялочного посева сортоиспытания весной 1935 года" (56).
Насчет сортоиспытания было сказано лихо, но в расчете на профанов. Полученный материал не был даже в нужных количествах размножен, поэтому данную фразу следовало отнести к разряду несерьезных. В одну из январских ночей южный одесский климат преподнес сюрприз: температура внезапно опустилась до минус 26 градусов по Цельсию, теплицы начали промерзать. Долгушин расписывает, как боролись они с холодом,
"В эту ночь пострадали две дождевые трубы на здании лаборатории: их сорвали для спасения растений, "ограбили" чью-то жилую квартиру и в теплицу притащили еще одну печь-колонку. Наспех установили ее. Не хватало дров, "незаконно" добывали доски, бревна, тут же в теплице превращая их в дрова... В сизом дыму, в бликах раскаленных докрасна печей мелькали силуэты людей, бросавшихся от одной печки к другой, поддерживая огонь, тягу, предотвращая аварии, восстанавливая разрушенное. К утру, несмотря на все усилия, температура в нескольких местах упала до -3оС. В этих местах почва ящиков промерзла" (57).
Остановимся на секунду на этом месте и задумаемся над вопросом, который Лысенко и его единомышленники должны были себе задать: зачем был нужен этот героизм? Не был ли он изначально никчемным? Что за великую цель преследовали эти люди? Кого и что они спасали? Ведь наверняка и им самим было уже кристально ясно, что никакого сорта -- ни плохого, ни хорошего -- к сроку не получить. К тому же к прежним бедам добавилась новая.
"В период налива зерна стали обнаруживаться растения, пораженные твердой голо- вней", --
отмечает Долгушин (58). Шутка Бернарда Шоу сбылась: сохранить положительное свойство Гирки -- устойчивость к головне -- не удалось.
К весне было собрано всего полкилограмма семян "гибрида 1163", чуть больше -- "гибрида 1055", семян остальных двух "гибридов" получили по полтора килограмма. Эти крохи высеяли весной 1935 года в поле, и якобы их посевы демонстрировали участникам июньской выездной сессии ВАСХНИЛ. Но их ли? Ведь из описания самого Долгушина следовало, что хвастать было нечем.
При полевом посеве старые беды выявились с новой силой, а наивное объяснение пороков растений за счет "недохватки" тепла или влаги в теплицах не выдержало проверки практикой:
"Всходы показали большую изреженность и неравномерность..." (59).
Сомнений не оставалось -- шестое поколение подряд страдало неравномерностью всходов, плохой завязываемостью семян, что могло быть только следствием генетических дефектов. Торжественное обещание вывести за два с половиной года раннеспелый сорт пшеницы, унаследовавший от родителей одни положительные свойства, не оправдалось. "Теорию" эксперимент не подтвердил. К тому же и с практикой успех не вытанцовывался. Да и сортоиспытания провести не удалось.
Вот тогда-то Лысенко и проявил себя в блеске. Как учили лидеры нового общества, планы и обязательства, взятые на себя торжественно, должны выполняться беспрекословно, во что бы то ни стало. Любой ценой. И Лысенко не стал мучиться сомнениями. 25 июля 1935 года из Одессы в Москву отбили огромную телеграмму с победным рапортом, начинавшуюся словами:
"ЦК ВКП(б), зав. сельхозотделом тов. Я.А.Яковлеву
Наркому земледелия СССР тов. М.А.Чернову
Зам. наркома земледелия СССР - Президенту Всесоюзной Академии с.х. наук им. Ленина тов. А.И.Муралову