Власть и свобода журналистики

Прозоров Валерий Владимирович

С точки зрения производителей массмедийной продукции, журналистский текст вбирает в себя:

во-первых, разножанровый, собственно массмедийный продукт, производимый непосредственно самими журналистами, и

во-вторых, «чужие» тексты, созданные вне профессионально-журналистского цеха и с неодинаковой мерой инициативы включенные в общий массмедийный контекст (например, метеосводки, реклама в газете, на радио, на телевидении, или фильм на ТВ, или серии кроссвордов, сканвордов, гороскопов в газете, или самостоятельные музыкальные фрагменты на радио и т. д.).

«Чужие» тексты, однако, чаще всего с разной степенью активности («рамочно»

или «попутно») обрабатываются специалистами СМИ. К примеру, кинопоказ может «рамочно» предваряться или завершаться беседой журналиста с создателями фильма, с режиссерами, продюсерами и актерами. Спортивная трансляция «попутно» сопровождается специальным журналистским репортажем-комментарием. Прослушивание самостоятельных музыкальных произведений на радио включается в «концерты по заявкам радиослушателей». Рекламный продукт в разных СМИ может подаваться по-разному, и не всегда только прихоть самого рекламодателя тому причиной: во многих случаях это и проявление выбора и вкуса СМИ.

Журналистский текст вернее осмыслять в рамках не одной только публикации или сюжета (как бы ни были они важны для данного СМИ), но в объеме целого, с определенной регулярностью возобновляемого конкретного газетно-журнального издания, отдельного теле– или радиоканала.

Одна газета (не определенный даже ее номер, а газета как продолжающееся издание), один теле– или радиоканал создают единое и длящееся художественно-образное пространство общения с предполагаемым читателем, зрителем, слушателем. СМИ – это не прерывающийся ни на один день роман, бесконечная «тысяча и одна ночь» или бескрайний сериал с постоянно сбывающимся продолжением.

В таком расширительном толковании журналистского текста отдельные публикации, теле– или радиосюжеты являются лишь небольшими «мазками» на обширном и во времени развивающемся журналистском поле-«полотне». «Каждый репортаж – камешек в мозаичной картине мира» [41] . В поле журналистского творчества справедливее всего работает известная концепция Ролана Барта, связанная с так называемой смертью автора [42] .

41

Кузнецов Г.В. ТВ-журнализм: критерии профессионализма. М., 2002. С. 76. Ср.: С. 129.

42

Барт Р. Смерть автора // Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 384–391.

Текст СМИ, с точки зрения потребителя, подобен реке, в которую можно входить бесчисленное количество раз, окунаться вновь и вновь, а когда отвлекают другие интересы и занятия, можно быть уверенным, что она течения своего не прервет. Река постоянно ждет нашего возвращения. Она всегда к нашим услугам (если, конечно, течение ее искусственно не прерывается власть предержащими силами).

Текст-река – это бесконечная серия текстов, одновременно властно и вольно связанных между собой общностью рубрик, жанров, приемов, авторов, ведущих и т. д. Журналистский текст (вне указанной очень существенной оговорки) был вчера и будет завтра. Он как бы существует всегда. Его ждешь, и он оправдывает наши ожидания, появляясь в отведенный ему срок. В нем постоянно обнаруживается совокупность устойчивых характеристик, связанных с функциональной определенностью современных СМИ.

По сути дела, журналистский текст – это мультитекст. Он не имеет границы в привычном смысле, он «без начала, без конца», в принципе нескончаем и калейдоскопичен, представлен веерным множеством разножанровых

фрагментов, каждый из которых относительно самостоятелен. Мультитекст словно обволакивает своего получателя, достигая необходимого эффекта непрерывных, больших и микроскопических, захватывающе прочных и едва удерживаемых сознанием откровений и открытий.

Мультитекст обладает перманентной проникающей силой. Сама структура его демонстративно неоднородна и пестра. Мультитекст позволяет почти бездумно, хотя и с внутренней установкой на поиск, скользить по нему в надежде встретить «свое», сознательно или невольно искомое.

Мультитекст предрасположен к циклическим повторам. Потребитель сразу (издали) узнает свое издание, мгновенно (с первых секунд) различает свою радиопрограмму, угадывает свой телеканал по разным брендовым признакам-символам, которые заботливо сохраняются и без устали воспроизводятся печатными и электронными СМИ, обновляясь лишь в исключительных случаях.

Мультитекст организуется так, чтобы у адресата постоянно сохранялось ощущение и убеждение: продолжение обязательно последует. За этим номером газеты завтра утром – другой, как это было раньше, как это бывает «всегда». За этим фрагментом радио-или телепередачи непременно появятся другие, не менее для тебя желанные. Только оставайся с нами. Будь с нами постоянно. Не переключайся!

Мультитекст вкрадчиво властен. Он предоставляет себя в наше полное распоряжение, вроде бы ничего не требуя взамен. Вернее, взамен чуть-чуть времени, сосредоточенности, внимания, а там уж и доверия, и знания того, что все увиденное, услышанное, прочитанное – правда, одна только правда, и ничего кроме. Малость фантазии во всем этом, конечно, есть, но как без этого? Что-то мы знаем наверняка, о чем-то судим по наитию.

Адресат, подключись к нам и тебе тоже все будет известно, интересно и понятно. Только подключись! Этот демонстративно-призывный императив содержится в самой структуре всякого мультитекста – немого, звучащего, зримого.

Текст высокого искусства, по видимости, горделиво беспечен, хотя и трепетно, возвышенно помнит о вероятном читателе, слушателе, зрителе. Мультитекст СМИ – весь в нетерпеливом и властном ожидании своего потребителя, в желании найти его и немедленно вступить с ним в более или менее непосредственный контакт.

Одна из самых актуальных гуманитарных проблем нашего времени – внутренний потенциал самого текста, способствующий адекватным воспроизведениям его смыслового объема. Потенциал текста обусловлен той ориентацией на воображаемого, «провиденциального» (О.Э. Мандельштам) собеседника, которая характеризует автора в процессе его творчества. «Это уже давно было сказано на свете, – признается Н.В. Гоголь, – что слог у писателя образуется тогда, когда он знает хорошо того, кому пишет».

Открывая в 1920-е годы дискуссию о читателе и зрителе на страницах журнала «Жизнь искусства», А.Н. Толстой размышлял: «из своего писательского опыта я знаю, что напряжение и качество той вещи, какую пишу, зависит от моего первоначально заданного представления о читателе. Читатель, как некое общее существо, постигаемое моим воображением, опытом и знанием, возникает одновременно с темой моего произведения» [43] .

43

Толстой А. О читателе // Жизнь искусства. 1925. № 27. С. 3. См. Также: Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie asthetischer Wirkung. M"unchen, 1976; Liba P. `Citatel` a literarny proces. Tatran, 1987 и др.