Власть и свобода журналистики
Шрифт:
в-третьих, власть как сложнейшая совокупность метафорически явленных признаков и функций, присущих самым разным жизненным (природным и социальным) явлениям и объектам; власть как наиболее существенные, постоянно реализуемые ключевые свойства разнонаправленных явлений, источников и средств коммуникации (власть природы, власть свободы, власть слова, власть капитала и др.).
Многое из того, что характеризует человеческие готовности и возможности, влияния и воздействия на человека, на людское сообщество, с метафорическим постоянством определяется как власть и властность. Мы говорим о властном взгляде, жесте, тоне, о
Говоря о власти слова [13] или о власти денег в этом мире, мы уже почти не ощущаем здесь метафорической энергии. Метафорический задор едва ли не целиком поглощается плотным и привычным здравомыслием предложенных суждений.
Отдельного внимания заслуживает соотношение понятий «власть» и «закон», «власть» и «право» («правда»).
13
Верно, однако, и то, что проницательно отмечается современными исследователями-гуманитариями: во всем мире к концу XX в. произошла «девальвация слова как носителя власти» (Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000. С. 75).
Исстари на Руси преобладает убежденность в том, что сам по себе закон не может быть гарантией справедливости. Случается же такая напасть оттого, что «про нужду закон не писан», что сам закон несовершенен («Закон – дышло: куда захочешь, туда и воротишь»). Да и служители закона, как правило, бесчестны («Судья суди, да и за судьей гляди!»; «на деле прав, а на бумаге виноват»), и кроме как обиды и беды нечего от них дожидаться: «Законы святы, да судьи супостаты»; «Законы – миротворцы, да законники – крючкотворцы»; «Закон, что паутина; шмель проскочит, а муха увязнет». С другой стороны, в почете, в уверенной безнаказанности тот, кто умеет закон лукаво обойти: «Что мне законы, коли судьи знакомы». Тем более известно ведь, «кто законы пишет, тот их и ломает». Замкнутый круг!
Есть, однако, в русской пословично-поговорочной массе и такое грозное предзнаменование: «недолго той земле стоять, где учнут уставы ломать». Выход есть, но он вне предустановленного людьми закона. Выход – жить по правде, всем и каждому: «Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили»; «За правду Бог и добрые люди»; «Кто правду хранит, того Бог наградит». В глубокой горести рождается и такое умозаключение: «И твоя правда, и моя правда, и везде правда – а нигде ее нет». Но ведь и то верно: «Не ищи правды в других, коли ее в тебе нет»; «Кривая рожа от зеркала отворачивается». Вспоминается и пословичный эпиграф к комедии Н.В. Гоголя «Ревизор»: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива».
Очевидно верховенство нравственных заповедей, верховенство неписаной этики над писаным законом: «Как ни хитри, а правды не перехитришь»; «Правда, что шило в мешке – не утаишь»; «С правдой шутить, что с огнем».
Хорошо знакомый нам семантический диапазон «свободы»
Понятие «свобода» в русской национально-культурной традиции, естественно, соотносится с таким невероятно широким семантическим диапазоном категорий, как «воля», «вольность», «вольнодумие», «вольномыслие», «независимость», «беспрепятственность», «непринужденность», «непосредственность», «досуг», «простор», «приволье», «раздолье», «возможность и осуществление выбора», «отсутствие стеснений и ограничений в чем-либо», «произвол», «распущенность», «безответственность» и др.
«“Свобода”, – отмечает В.И. Даль в “Толковом словаре живого великорусского словаря”, – понятие
В зафиксированных В.И. Далем пословицах и поговорках «воля» навек обручена с разного рода жесткими ограничениями: «Глаз видит, да зуб неймет»; «На солнышко не гляди – ослепнешь»; «Не по зубам мне эти орешки» и т. п. Неволя жестока и безысходна: «Наступя на горло, да по доброй воле»; «Чья сила, того и воля»; «Кто кого сможет, тот того и гложет»; «Неволя бьет Ермола: Ермол и не виноват, да нельзя миновать».
Воля, в свою очередь, сближается с представлением о власти: Тихон Кабанов из «Грозы» А.Н. Островского смиренно ответствует Марфе Игнатьевне: «Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг». То же слово-понятие «воля» в значении «власть» – в реплике Катерины: «кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись…».
Если и возмечтаешь о жизни достойной, так нет ее и быть не может без воли: «И была бы доля, да нет воли»; «Воля велика, да тюрьма крепка»; «Трудно противу рожна прати»; «Неволя холопу, воля господину».
Воля почти постоянно обусловливается иными факторами: «Хороша воля с умом да с деньгами». Над собственной волей мужик подтрунивает: «Взяли волю: едем по всему полю (насмешка мужика над самим собой)». Воля недолговечна: «неволя волю одолевает». Неволя даже по-своему привлекательна и прибыльна: «неволя песням учит (птицу)», «неволя учит и ума дает», «не привязан медведь – не пляшет».
Но и то правда, что без воли нет настоящей жизни русскому человеку: «Белый свет на волю дан»; «Вольность всего дороже»; «Хорошо птичке в золотой клетке, а того лучше на зеленой ветке»; «Куда хочешь, туда и скачешь»; «никто мне не указ». И воля эта очень часто не знает предела, не знает меры: «Как хочу, так и ворочу (так и кручу, молочу и пр.)». Отсутствием необходимой культуры объяснял историк и публицист К.Д. Кавелин такие качества нашего национального характера, как «молодечество, безграничную удаль, разгул, стремление к безграничной свободе, которая манит человека из гражданской обстановки в поля и леса, на приволье» [14] .
14
Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С. 202.
Воля горда собой и самодостаточна: «Своя воля: хочу смеюсь, хочу плачу. Не любо – не смейся»; «Свое добро – хоть в печь, хоть в коробейку». Но с другой стороны: «Круто погнешь – переломишь (лопнет)»; «Своя волюшка доводит до горькой долюшки»; «Дай себе волю, заведет тебя в лихую долю».
Свобода как высшая ценность человеческого бытия впервые с неповторимой драматической силой воспета в русской культуре Пушкиным («Свободы буря подымалась», «Иная, лучшая потребна мне свобода», «Темницы рухнут – и свобода //Вас примет радостно у входа…», «Свободы сеятель пустынный // Я вышел рано, до звезды», «в мой жестокий век восславил я Свободу»…), провозгласившим зависимость свободы от просвещения.