Властелин ее сердца
Шрифт:
Слегка покрасневшее лицо Клиффорда было единственным свидетельством, что колкость по поводу того, что случилось в Килдрамми, достигла цели.
– Я согласился на твои условия. Твоего слова, что с Розалин ничего не случилось, достаточно. Роберт Брюс получит свое перемирие и свои две тысячи фунтов.
– И как только он их получит, ты получишь свою сестру.
Лицо Клиффорда побелело:
– Но на это могут потребоваться недели. Мне нужно время, чтобы собрать деньги. Ты сказал, что, как только я соглашусь…
– Это было до того, как ты настоял на этом маленьком
Клиффорд бросился было к нему, но сдержался:
– Я знаю, почему ты это делаешь. Если ты причинишь ей вред, клянусь Богом, я убью тебя!
– Однажды ты уже пытался это сделать. Что заставляет тебя думать, что на этот раз ты будешь удачливее?
Судя по тому, как покраснело лицо Клиффорда, Робби решил, что тот сейчас взорвется. Но рыцарь смог взять себя в руки – что Робби, возможно, не удалось бы в подобных обстоятельствах – и воздержался от слов, готовых сорваться с языка.
– Уходите. Ты получишь свои деньги и свое перемирие, как только я смогу это организовать. Ты дал мне слово, что с моей сестрой ничего не случится. Я рассчитываю на то, что ты его сдержишь.
– Этого недостаточно, – прошипел сэр Генри де Спенсер. – Я требую заверений, что он к ней не прикасался.
Клиффорд повернулся к молодому рыцарю:
– Еще одно слово – и тебе не понадобятся никакие заверения.
То, что Спенсер увидел в глазах Клиффорда, заставило его угомониться и придержать язык.
Клиффорд повернулся к Робби:
– Ты даешь мне слово?
– Даю.
Он не тронет Розалин. Это он мог обещать. Но при том смятении эмоций, которые бушевали в нем, это было единственное, что он мог обещать.
Розалин сидела на камне, наслаждаясь простым удовольствием подставить теплому солнышку лицо и волосы. В отдалении щебетали птички, и легкий бриз доносил до нее свежий аромат сада. Слабый, очень слабый намек на весну чувствовался в воздухе. В первый раз с тех пор, как она оказалась на севере, было достаточно тепло, чтобы выйти на улицу, не облачаясь в два слоя шерсти. Розалин надела только менее грязное нижнее светло-голубое платье поверх сорочки.
Она наклонилась к одному из растений, росших у ее ног, – чудесно выглядевшей капусте – и собрала несколько листьев с тщательно возделанной земли вокруг нее. Кроме листовой капусты здесь росли лук, пастернак, репа, морковь и небольшое количество разных трав, которые ухитрились противостоять холодной зиме.
Огород стал для Розалин сюрпризом. Она наткнулась на него на следующий день после отъезда Робби, когда шла к Дейдре, чтобы вернуть стопку одежды. Это был небольшой клочок земли, не более чем пятнадцать футов на десять, спрятанный за последней палаткой на окраине лагеря. Удивительно замысловатая плетеная изгородь окружала огород, чтобы не дать зайцам, диким кошкам, кабанам, волкам и другим животным испортить его. Прекрасно ухоженное, упорядоченное и мирное место казалось ей маленьким оазисом среди дикой, недружелюбной природы вокруг. Ей нравилось просто сидеть здесь, окруженной… им.
Розалин
Фермер? Кто бы мог подумать, что самый сильный человек в Шотландии, один из наиболее яростных и внушающих страх воинов в христианском мире был не только ученым, но и потенциальным фермером? Может быть, ей не стоило так удивляться. Ему подходила физическая работа на открытом воздухе с грязными руками.
Хотя Бойд был помещиком и владельцем наследного имения в Нодсдейле и земель в Ренфру и Эйре, она не могла себе представить его управляющим землями и арендаторами. Если бы не началась война, он, конечно, выполнял бы свои обязанности лэрда, но Розалин представляла его в менее свойственных лэрдам занятиях: гуляя пешком по окрестностям, с завернутыми рукавами рубашки, открывающей его загорелые мускулистые руки, помогая своим арендаторам с плугом или с молотком. Может быть, с одним или двумя сыновьями он взбирался на холм к укрепленному фермерскому дому после долгого рабочего дня, чтобы поприветствовать свою жену и остальных детей улыбкой и крепким поцелуем.
Что если этой женой была бы она?
Этот образ пронзил Розалин острой болью желания. Для того, кто никогда не имел собственного дома и отмечал прошедшее время вехами, когда можно было видеть брата, простое удовольствие такой жизни казалось волшебной сказкой.
Это было волшебной сказкой. Началась война, и возврата к прошлому уже нет. Уже нет никаких «если бы». Оставалось только будущее. Однако этот садик, как и его доброта по отношению к Мэри в тот день в холле, давали надежду: что-нибудь из этого может стать правдой.
Розалин хотела любить его. Она боялась, что уже его любит. Вопрос теперь состоял в том, сможет ли Робби когда-нибудь ответить на ее чувства.
– Я так и думал, что найду вас здесь.
Голос раздался так внезапно, что она подпрыгнула. Узнав его, Розалин со смехом повернулась и увидела сэра Алекса, стоявшего у калитки.
– Боюсь, вы застали меня врасплох; я размечталась.
Сетон улыбнулся:
– Я просто хотел удостовериться, что вы не пропустите обед, снова заснув здесь. – Его улыбка исчезла. Он скорчил смешную гримасу. – В том настроении, в каком Бойд пребывает в последнее время, я опасаюсь, что, если вы потеряете хотя бы унцию, он обвинит меня в неисполнении долга и в позволении вам умереть от голода.
Розалин поднялась со своего каменного сиденья и пересекла огород по направлению к открытой калитке. Она хотела ответить шуткой на его слова, но в тоне сэра Алекса прозвучала горечь, которую она не могла игнорировать.
Она положила руку ему на плечо и заглянула в глаза. Сетон был так добр к ней, и Розалин искренне привязалась к красивому молодому рыцарю, ставшему мятежником. Во многих отношениях было бы намного проще, если бы она выбрала его. Они были очень похожи.
– Неужели отношения между вами настолько плохи?