Властелин мургов

Эддингс Дэвид

– Разумеется.
– Сади натянул капюшон своего зеленого одеяния на бритый череп.
– Не попросите ли кого-нибудь приглядеть за лошадьми?

– О них позаботятся. Это твои слуги?

Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевших на лошадях.

– Да, благородный жрец.

– Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всех туда, где принимает Хабат.

– Простите, благородный жрец бога-дракона, но мое послание - лично для Агахака.

– Никто не предстает перед Агахаком, прежде не поговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй

за мной!

Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор, освещенный факелами.

Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город, здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед за гролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы со впалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой.

И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль и следом - громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают эти звуки.

– Неужели здесь все еще совершается древний ритуал жертвоприношения?
– изумленно спросил у гролима Сади.
– Я полагал, что все это уже в прошлом - ввиду определенных обстоятельств.

– Не произошло ничего, что могло бы заставить нас пренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, - холодно ответил гролим.
– Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарь великого бога Торака.

– Но Торака больше нет.

Гролим остановился. Лицо его сделалось злым.

– Никогда не говори больше таких слов!
– отрывисто бросил он.
– Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торака живет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнет ножом, когда его враг, Бельгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым на алтаре!

– Вот радость-то!
– шепнул Шелк Бельгарату.
– Нам тогда придется начинать все сначала.

– Помолчи-ка, Шелк, - шепнул Бельгарат в ответ.

Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабо освещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухе стоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча и лежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. По коже Гариона пробежал холодок - он физически ощутил силу, исходящую от этой фигуры. Он бросил взгляд на Польгару - та мрачно кивнула.

– Простите меня, святая Хабат, - дрожащим голосом заговорил рябой гролим, - но тут послание от Джахарба-убийцы.

Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Это была женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразило Гариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы - они сбегали от висков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темные глаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край ее черного капюшона был окантован пурпуром.

– Ну?
– хрипловато спросила она.
– С каких это пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев?

– Я... я счел за лучшее не спрашивать, святая Хабат, - затрепетал гролим.
–

Но этот утверждает, что он друг Джахарба.

– И ты предпочел на этом прекратить расспросы?
– Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывали дрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади.
– Назови свое имя, - приказала она.

– Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, - ответил Сади.
– Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словах передать ему его просьбу.

– А что это за просьба?

– О, простите, святая жрица, но то, что я должен передать, предназначено только для ушей самого Агахака.

– Уши Агахака - это я, - произнесла жрица устрашающе тихим голосом.
– Ничто не достигает его ушей прежде, чем это услышу я.

И тон, которым это было сказано, открыл Гариону больше, чем сами слова.

Хотя этой изуродованной шрамами женщине каким-то непостижимым образом удалось достичь здесь, в храме, определенной власти, она все еще не уверена в себе и своей силе. Эта ее неуверенность - словно открытая рана, и стоит кому-то подвергнуть сомнению ее могущество, как из глубины ее существа поднимается темная волна ненависти к этому человеку. Гарион горячо надеялся, что Сади отдавал себе отчет в том, насколько она опасна.

– О, я не вполне представлял себе положение дел здесь, в храме, - вежливо поклонился Сади.
– Мне сказали, что Джахарб, Агахак и король Ургит по некоторым причинам хотят, чтобы некто Кабах беспрепятственно попал в Рэк-Хаггу. И я призван обеспечить его безопасность во время путешествия.

Глаза жрицы сузились.

– Уверена, это далеко не все, что тебе приказано передать, - обличительным тоном произнесла она.

– Боюсь, что все, благородная жрица. Полагаю, Агахак все поймет.

– А больше ничего тебе Джахарб не говорил?

– Ничего, кроме того, что этот Кабах находится здесь, в храме, под защитой Агахака.

– Этого не может быть, - отрезала жрица.
– Я бы знала об этом, если бы он здесь находился. Агахак ничего от меня не скрывает.

Сади беспомощно развел руками.

– Могу лишь повторить все то, что говорил мне Джахарб, святая жрица.

Глаза жрицы вдруг сверкнули.

– Если ты лжешь мне, Усса, или пытаешься что-то утаить, из твоей груди вырвут сердце, - пригрозила она.

– И тем не менее это все, святая жрица. Могу ли я теперь поговорить с самим иерархом?

– Иерарх сейчас во дворце Дроим, на совете у короля. Он не вернется раньше полуночи.

– А найдется ли тут место, где я и мои спутники могли бы дождаться его возвращения?

– Я еще не закончила, Усса из Стисс-Тора. Что надобно этому Кабаху в Рэк-Хагге?

– Джахарб не счел нужным ввести меня в курс дела.

– Полагаю, ты лжешь мне, Усса.
– Кончиками пальцев жрица нервно барабанила по столешнице.

– Мне нет никакого резона лгать тебе, святая Хабат, - возразил евнух.

– Агахак рассказал бы мне об этом деле. Он ничего от меня не утаивает - ровным счетом ничего.