Властелин неба
Шрифт:
— If you don\'t obey I\'ll start the fire!
— Жора, он стрелять будет, если не сядем! — без дополнительной просьбы быстро перевел оператор смысл сказанного сирийским летчиком.
— Скажи ему, что подчиняемся, — приказал Иванисов.
— Ты чего, командир?!
— Говори, что сказал!
Петруха щелкнул тумблером на приборной доске перед собой и объявил:
— I obey. Do not shoot. Do not shoot!
Российский чудо-вертолет начал стремительное снижение, а три «крокодила» зависли в воздухе, наблюдая этот процесс. В это время Иванисов включил мощную «глушилку», которая сразу же лишила возможности сирийцев вести какие-либо
Приблизившись к земле по плавной глиссаде до каких-то нескольких метров над поверхностью, «Громобой» резко добавил скорость и, вынырнув из кольца «крокодилов», зависших нам местом его предполагаемой посадки, помчался на предельно низкой высоте к горам.
Сирийцы не сразу сообразили, что происходит, а когда сообразили, отсутствие согласованности в их действиях сыграло с ними дурную шутку. Командир звена сирийских вертолетов, развернув свою машину на сто восемьдесят градусов, начал погоню за стремительно огибавшим складки невысоких, но островершинных гор «Громобоем». Командир второго экипажа через какое-то время последовал за ним, а вот оператор третьего вертолета, который остался висеть на прежнем месте, получил приказ от своего «левого» пилота открыть огонь по уходящей в горы диковинной машине.
Иванисов сразу решил, что наилучшим выходом из создавшейся ситуации было бы на максимально возможной скорости уйти в горный массив и попытаться спрятаться за хребтами. Горы были его стихией, и он был уверен, что замотает и оторвется от преследователей.
Если бы радиосвязь сирийцев не была подавлена «глушилкой», возможно, шансов уйти безнаказанно было бы меньше: один из «крокодилов», набрав высоту, стал бы координировать маневры коллег, которые могли бы зажать «Громобой» в клещи перекрестным огнем. Но связи не было, и экипажи действовали вразнобой.
С консолей остававшегося висеть вертолета ушли одна за другой две «Иглы», предназначенные для поражения воздушных целей. Однако «Громобой», демонстрируя удивительную верткость, ушел от первой ракеты, и она взорвалась на крутом горном склоне, а вот вторая зацепила «крокодил» командира звена, который висел на хвосте у «Громобоя». Хотя «Игла» ударила не по фюзеляжу, а по шасси, которые у Ми-35М в полете не убирались (в отличие от старых модификаций «крокодила»), вертолет командира звена был отброшен на отвесную скалу, зацепился за ней и покатился по откосу вниз, превращаясь по мере движения в горящие обломки, удалявшиеся друг от друга.
Второй «крокодил» ударил по «Громобою» залпом из четырех неуправляемых ракет, и одна их них отчасти достигла цели — чудо-вертолет сильно встряхнуло, и российских вертолетчиков подбросило в их креслах.
— Жора! Топливный бак пробит! — крикнул Петруха.
— Вижу! — не разжимая стиснутых зубов, отозвался Иванисов и, резко двинув ручку управления от себя, увеличил скорость полета…
17
Автобус «Мерседес», который увез российских паломников в сторону Иордании, ждала печальная участь. Под покровом ночи в арабской деревне Шейм-аль-Нух, неподалеку от магистрали Дамаск — Амман, он был разобран на составные части, причем крупные пришлось порезать автогеном, погружен в фуру и вывезен на запад страны в город Хаму. Там один из сочувствующих движению «Иншаллах» специалистов
Россиян той же ночью загнали в рефрижератор для перевозки мяса, который отправился на север. Грузовик с выключенным холодильником ехал почти 14 часов и прибыл к месту назначения уже в темноте, так что паломники не смогли понять даже приблизительно, что это за место и где оно находится. За те несколько десятков шагов, которые они прошли, подгоняемые пинками боевиков, из рефрижератора до лаза в какое-то подземелье, казанцы толком ничего не смогли разглядеть. А то, что увидели — нагромождения величественных развалин, разбитые колоннады — в мертвенном свете луны производило жутковатое впечатление.
Паломников провели по извилистому подземному коридору, который тянулся метров пятьдесят, и привели в большое помещение с круглыми кирпичными сводами, подпиравшимися кирпичными колоннами с закопченными жерлами топок. Подземный зал освещался всего двумя плошками, стоявшими на металлических треногах у противоположных стен.
У выхода из помещения расположились двое бородатых парней, вооруженных автоматами Калашникова. Спустя минуту двое других бородачей принесли в зал четыре пластмассовые десятилитровые канистры с водой и несколько глубоких металлических мисок.
Благодаря безоговорочному авторитету Галиакбара-хаджи удалось избежать давки в очереди за водой. Хотя измученные жаждой и многочасовой духотой люди с трудом сохраняли человеческий облик, все же первыми напились теплой водой, пахнущей бензином, дети и женщины и только затем — мужчины, коих было большинство в группе паломников.
К удивлению старика, ему очень помог в организации распределения воды не взрослый мужчина, а пятнадцатилетний Ахмед, бойкий крестьянский мальчик, который совершал хадж вместе с матерью. По строгим канонам ислама ребенок такого возраста, даже исполнивший все необходимые ритуалы, не может считаться совершившим хадж. Но, если есть возможность, детей часто берут с собой в Мекку для того, чтобы они приобщились к мусульманским святыням. Мать взяла Ахмеда с собой еще и потому, что была вдовой, а женщина не может совершать хадж одна.
Ахмед, в отличие от многих взрослых, не потерял присутствия духа и выдержки. Хотя он сам разливал воду — себе налил в последнюю очередь.
Особенно тяжело перенес десятичасовую дорогу в рефрижераторе с отключенным холодильником бывший студент Вагипова толстый Рафаэль. Лоб его был покрыт испариной, черные волосы слиплись в косицы, он периодически прижимал ладонь к левой стороне груди.
— Галиакбар Абдразакович, как вы думаете, где мы? Что они от нас хотят? — спросил он, тяжело дыша, у Вагипова-старшего.
Руководитель группы понял после расстрела водителя автобуса, что водка и порнографический журнал, якобы найденные лже-полицейским в багаже Рафаэля, всего лишь дешевая провокация. Она преследовала цель, скорее всего, вызвать у охраны презрительное отношение к пленникам. Вагипов еще в автобусе сказал своему бывшему студенту, что ни в чем его не винит, и тот, совершенно подавленный происшедшим, немного воспрял духом.
— Не знаю, Рафаэль. Судя по всему, мы в термах — античных банях, в подземелье, откуда подогревались мыльни и парилки. Рабы топили печи, — старик указал на жерла топок в кирпичных опорах, поддерживавших круглые своды, — и дым, поднимаясь по дымоходам, обогревал бани.