Властелин неба
Шрифт:
— Да? Но где, по-вашему, могли сохраниться термы?
— Где угодно. На территории Сирии множество памятников античной эпохи времен Римской империи. Это очень древняя земля.
— Вы так много знаете, хаджи, — с уважением произнес Ахмед, который присел рядом с Вагиповым. Мальчик считал себя взрослым и не мог находиться вместе с матерью на женской половине подземного зала. По предложению руководителя группы паломников женщины и дети перешли к дальней от входа стене и расположились там, но Ахмед предпочел быть вместе с мужчинами.
— Я знаю, что я ничего не знаю, — улыбнулся мальчику строгий старик. — Все знает только Аллах, Великий и Милосердный.
— А как вы думаете, что им нужно от нас?
— Думаю,
— Наверное, нас взяли в заложники? — предположил Рафаэль и продолжил свои размышления вслух: — Наверное, будут выдвигать какие-то требования. Или деньги?
— Мы можем только молиться и уповать на милость Всемогущего.
— Если деньги, то выкуп я мог бы заплатить, — признался бывший студент, ставший, по-видимому, весьма успешным бизнесменом. — У меня отложено на черный день в одном из банков на Кипре. Там в оффшоре зарегистрирована одна из моих компаний. Если сумма выкупа будет в разумных пределах, скажем, до миллиона долларов, то я мог бы заплатить.
— Я рад, что ты, Рафаэль, способен на поступок, угодный Аллаху, — похвалил толстяка Вагипов-старший. — Но все в его воле, и если он избрал для нас путь мученичества, мы должны быть счастливы, ведь нам откроются врата небесного рая, даже если мы согрешили в нашей земной жизни.
— И все-таки, может быть, я попытаюсь поговорить с ними? Как думаете, учитель?
— Не знаю, Рафаэль. Мне кажется, не стоит торопиться.
— Но ведь они нас, похоже, даже не собираются кормить.
— Под сенью райских кущ, в садах у Аллаха всего в изобилии: и прекрасная еда, и чистая свежая вода, там текут реки из молока и меда, — напомнил Вагипов-старший, однако его студент, видимо, не очень торопился вкусить грядущее райское блаженство. Он-то и в хадж поехал главным образом для создания себе имиджа благочестивого человека.
— Нет, я все-таки спрошу у них, чего они от нас хотят, — сказал он и решительно поднялся с кирпичного пола. Он сделал несколько шагов к выходу, но один из бородатых стражников наставил на него автомат, и Рафаэль вынужден был остановиться.
— Do you want the repayment? [3] — спросил он у бородача и добавил: — I am ready to discuss conditions. [4]
— Elif air ab tizak! — грозно произнес автоматчик, недвусмысленно поводя стволом «калаша» в сторону Рафаэля.
3
Вы хотите выкуп?
4
Я готов обсудить условия.
— Что он сказал, Галиакбар Абдурзакович? — растерянно обернулся к Вагипову-старшему толстый бизнесмен. — Я не понимаю по-арабски.
— В данном случае это хорошо.
— Почему? — удивился Рафаэль.
— Потому что он произнес грязное оскорбительное ругательство.
Рафаэль замер на некоторое время, а затем, обдумав что-то, спросил строго у бородача:
— Who is the chief? [5]
Второй бородач, наблюдавший за этой сценкой, закинул автомат за спину, лениво поднялся с корточек и неторопливо, вразвалку подошел вплотную к Рафаэлю. Остановившись, охранник, который был намного выше Рафаэля, стал смотреть ему в глаза сверху вниз немигающим взглядом. Так продолжалось секунд десять, и бизнесмен, проиграв игру в гляделки, первым спросил у стражника с некоторым испугом в голосе:
5
Кто у вас главный?
— Are you the chief? [6]
Ответом
Стражник повернулся к нему спиной и столь же неторопливо и вальяжно возвратился на прежнее место.
18
Осколки «Иглы», выпущенной сирийским оператором, пробили один из топливных баков российского вертолета, но на «Громобое» их было четыре, они могли подавать топливо автономно. Система аварийной защиты сработала безукоризненно — пробоины мгновенно заполнились пенополиуретаном, что предотвратило возгорание и взрыв. Потеря одного из топливных баков, конечно, сократила запас хода, но не критически, тем более что до указанной Людмилой точки маршрута оставалось всего десять минут лета.
6
Ты начальник?
Один из сирийских «крокодилов» сел неподалеку от горящих обломков машины командиры звена, надеясь спасти хоть кого-нибудь из членов ее экипажа, но второй МИ-35-й продолжил преследование «Громобоя».
— Жора, я его завалю! На фиг нам такие приключения?! — завопил Петруха, но Иванисов был непреклонен.
— Обойдешься, — лаконично ответил пилот своему оператору.
— А если сдуру еще зацепит? Давай завалю! Командир, мы ведь не Красный Крест! — скороговоркой продолжал убеждать Петруха.
— Хватит! Они и так одну машину потеряли. Парни просто выполняют свой долг. Как могут.
— Сами виноваты, не умеешь — не пали. Материальную часть учить надо, — высокомерно сказал старший лейтенант.
— Видно, плохо научили россияне. Покажи ему, что умеешь, но без крови.
— Как это?
— Сообрази!
Очередной залп НАРов сирийского «крокодила» прошел мимо «Громобоя» — мощные взрывы снесли верхнюю часть хребта, мимо которого мчался чудо-вертолет, и на хребте образовалась глубокая лунка, словно из каменной челюсти выдрали одним махом сразу несколько зубов.
Петруха наморщил лоб.
— Пройди вдоль склона, — попросил он командира.
Иванисов покосился глазом на своего «правака», явно воодушевленного внезапно озарившей его идеей.
— Лады, Петруха. Только недолго, а то мы на фоне этой стены, как на экране.
Пилот слегка потянул ручку на себя, и «Громобой», замедлив скорость, пошел вдоль отвесного склона горбатой горы, напоминавшей спину доисторического бронтозавра.
Оператор, быстро перебегая с пальцами с кнопки на кнопку на пульте управления огнем, бросал быстрые взгляды на проплывавшую мимо скальную стену. А на ней постепенно возникала почти каллиграфическая надпись, прорисованная следами от разрывов, оставленных короткими точными очередями из обоих крупнокалиберных пулеметов «Громобоя». Пушку Петруха «привлекать» не стал.
Закончив «писать», старший лейтенант Романчук удовлетворенно откинулся на спинку и сказал небрежно Иванисову:
— Гони, майор!
Командир экипажа «Громобоя» с едва заметной улыбкой тронул ручку пошагового управления, и российский вертолет резво подпрыгнул вверх, перевалил через хребет и свалился вниз в узкую глубокую лощину.
Экипажу сирийского «крокодила», безостановочно, но безрезультатно палившего из всех видов оружия по непонятному летающему объекту, внезапно открылось «художество» Петрухи — четыре большие черные буквы на розовой скальной стене: S T O P. Очередная «Игла», выпущенная сирийским «крокодилом» по чудо-вертолету, в него не попала и, разорвавшись на склоне, рядом с буквами, выписанными Петрухой, поставила в конце надписи нечто вроде жирного восклицательного знака.