Властный, страстный и отвязный, или...

Венджинс Ник

– А ты такой особенный, да? – раздувала ноздри Акада, бунтуя всем своим существом против услышанного. – Полагаешь, что очернив себя, выполнив работу по «зачистке», ты сам не превратишься в продолжение того, от кого ты избавил этот мир?

– Я же не отравился, не сломался, совершив то, что требовалось по природе вещей, по справедливости. Насилие не является нормой ни в этом мире, ни внутри твоего тела, ни во всей Вселенной. Всё должно происходить по любви и согласию. И когда это согласие нарушается, то нарушается и равновесие всех систем, в организм внедряются... извне. Чужие, понимаешь? Инородные тела, использующие тело, уродующие его, убивающие задолго

до предполагаемого Конца. Ведь в нормальном теле, даже если тебя пожирают, это тоже происходит по взаимному негласному согласию.

– С чего ты это взял?

– С того, что я это знаю. Жизнь добровольно отдает себя другой жизни, продолжая существовать внутри иного тела, строя его здоровые и живые клетки. И тогда мир развивается, растет, а не чахнет. Или ты настолько глупа, что до сих пор веришь в миф о естественном отборе, о Проекте без Проектировщика?

– Сказал демон, пришедший из мира, где принято использовать мелких людишек, как скот, - колко напомнила Акада. – Любой мир когда-нибудь зачахнет, даже если это сам Брахма. И Его Проект это точно предусматривает! И вообще, с твоей стороны это выглядит не очень-то скромно. Вежливые и воспитанные люди сами себя не нахваливают, не говорят, что они особенные, а наоборот пытаются принизить свои достоинства. Но ты к ним не относишься. Ты вообще не человек! Ты грязный демон.

– А разве я нахваливаю себя?!! – она меня уже окончательно разозлила, и я цедил каждое слово, едва удерживая себя от откровенных оскорблений в ее адрес. – Люди, которые принижают свои достоинства – лицемеры. Потому что одно дело – смолчать, не нахваливаться, не кричать о себе на каждом шагу и честно, открыто, не стесняясь, выражать восхищение другим человеком, его поступками, навыками или познаниями. И совсем другое дело – намеренно нарываться на комплименты, специально выставлять себя жалким человечком, дабы пожалели, похвалили и восславили. А ты такая: «Ой, что вы! Я недостойна ваших похвал. Вот вы – это совсем другое дело!» - гримасничал я, ничуть не хуже голливудских актеров.
– И тебе в ответ: «Нет-нет, я – это ничтожество по сравнению с вами! Мне еще многому нужно учиться. Вы – мой пример для подражания! Я молюсь на вас, просто кончаю!». Это вызывает ответную реакцию: «Ох, я, конечно, хороша! Кончать можно, это не возбраняется, но лучше молиться и учиться у меня, как я у вас...». И так продолжается ровно до того момента, пока одному из собеседников не надоест эта игра, и он открыто не скажет, что ничему не собирается учиться у другого, потому что сам лучше всех всё знает! Сделав это, он (или она) тут же переходит из разряда «тот, от кого кончают» в разряд «тот, на кого кладут». При этом изначально каждый из собеседников прекрасно знает, что именно он – самый лучший, самый правильный, восхитительный, красивый и умный. Просто потому, что так устроено живое существо. Авторитеты мешают собственной душевной работе, и любой, мало-мальски умный человек, прекрасно понимает это. Или хотя бы чувствует на интуитивном уровне. Без самомнения его личная жизненная программа не заработает, не раскроется, потому что он не научится мыслить самостоятельно, не научится отличать свои вселенские задачи и функции от чужих задач, не научится понимать, насколько именно он важен для всеобщего развития.

– Но у некоторых это самомнение завышенное! – указала она на меня.

– Нормальное.

– Не нормальное, а завышенное!

– А, по-твоему, должно быть заниженное?

Мы стояли с Акадой посреди пустынной широкой дороги и, уперев руки в бока, обжигали друг друга молниями, что вылетали

из наших сощуренных глаз.

– Не заниженное, но хотя бы скромное, - нравоучительно дернув бровями, заметила она.

– То есть потаенное.

– Что?

– Скромное - это от слова скрывать, таить. Другими словами – лицемерить.

– Ты невыносим!

– Ты тоже невыносима! Больше ни за что не помогу тебе!!!

Губы Акады задрожали, из глаз закапали слёзы.

Не терплю женских слёз! У меня на них аллергия, проявляющаяся в сердечно-душевных спазмах.

– Хватит капать, пошли, - махнул я, опасаясь, как бы с минуты на минуту в моей душе не начался государственный переворот. Если это произойдет, я точно сдам позиции и прижму девчонку к себе. А это грозило самым страшным: привязанностью. Да не могу я привязываться к ректорскому трофею! Нет, никак нельзя.

Отвернувшись, я пошел вперед, не дожидаясь, когда Акада последует за мной.

– Шевелись, невыносимая. Там, кажется, уже городские врата виднеются. Давай уже найдем этот артефакт и вернемся в прежний мир. Или хотя бы отыщем себе спокойное местечко, где я смогу потренироваться и понять, как управлять новоприобретенными навыками. Вдруг удастся не только внутри этого мира дверь соорудить, но и открыть нужный портал безо всякого артефакта. Конечно, имеется еще один способ, как вернуть мне магию...

– Даже не заикайся! – гневно утерла свои слёзы Акада. – Я ни за что не стану спать с тобой!

Глава 17 "Завтра мы грабим дилижанс... А в понедельник, в понедельник мы свободны?"

В город мы вошли беспрепятственно. Ожидая, что с нас возьмут пять монет, я уже отсчитывал кровные (в прямом смысле слова), забранные у Питера деньги. Но оказалось, что нужно вдвое больше.

– Это еще почему? – возмутился я.

– Потому что вас двое, - лениво отозвался охранник городских врат. При этом он вис на своем копье и терся об него щетиной.

– Да посмотри, какой он хилый, - указал я на Акаду, снова намотавшую вокруг головы какую-то дребедень.

– Может парень и хилый, но он всё равно дышит.

– У вас, что, за воздух деньги берут? – насупился я.

– Не за воздух – он-то бесплатный – а за углекислый газ, - воздел палец парень. – Если посчитать, сколько вы собираетесь выдыхать, а еще и пукать, то вот и получается десятка.

Мне даже стало интересно:

– А как вы контролируете, сколько раз в день человек...

– Мы никого не контролируем! – оборвал мои рассуждения охранник. – Мы предполагаем, исходя из среднестатистических показателей.

– Акад, - повернулся я к «парню», - ты сколько раз в день планируешь портить воздух?

Акада сделалась красной, как и ее чалма.

– Не отвечает, - прокомментировал я. – Он даже немой у меня. А ты говоришь воздух портить... Он его не то, что испортить не в состоянии, но и слово вымолвить...

– За животных тоже надо платить, по человеческому тарифу, - напомнил охранник.

– Это не мои, - тут же отрекся я, - первый раз вижу. Пошли вон! Брысь!

Мотя с Маней рванули за ограждение, по пути сбив охранника с ног.

Он рассвирепел не на шутку. Достал свисток и кааак... дунул в него, да так сильно, что уши заложило.

Из близстоящего строения – сторожевой башни – тут же выскочил десяток солдат, вооруженных копьями да луками.

– Пес и кот... – задыхался от возмущения охранник, – они прорвали оцепление... не заплатили... промчались мимо...

– Ну, всё... теперь у тебя из зарплаты вычтут... – посочувствовали ему.